— Это всего лишь мы. Принесли Меддали обратно.
Недолгое совещание, и одного из людей услали разбудить кого-то ещё. Другая женщина, оступаясь спросонья, вышла на палубу. Кот задался вопросм, знают ли мужчины, насколько раздражена та тем, что ей навешивают заботу о пьяной девице. Но она, не молвя ни слова против, приняла-таки ношу, подтаскивая самку на ноги и уволакивая вниз, в корабельную каюту, по коротким мосткам. Кот тенью последовал за нею, никем незамеченный.
Женщина завела девчонку в маленькую комнатушку и усадила на узкую кровать. Стащив башмаки с ног, толкнула спиной на постель, накидывая поверх одеяло.
— Проспись как следует, — пробормотала под нос, затем перегнулась через задремавшую, чтобы приоткрыть иллюминатор. — Свежий воздух пойдёт тебе на пользу, — добавила она и ушла затем, притворяя за собой дверь. Ненадолго за переборками вновь зашумели; откуда-то донесся грохот мужских сапог, потом бормотня разговора.
Когда на лодке всё наконец улеглось, кот проворно спрыгнул к койке. Ткнулся мордочкой в лицо спящей. Та даже не пошевелилась. Кот склонился ближе, чуть-чуть покусывая девушку за щёку, как обычно проделывал то с Розмари, пытаясь разбудить женщину, — вытребывая утренней кормёшки. Пробормотав что-то неразборчивое, девица отвернула лицо. Её изящная шейка белела в свете фонаря, что просачивался из небольшого проёма иллюминатора.
В том, что случится, нет места игре. Не говоря уже о забаве.
* * *
Розмари прилегла рядом со своим малышом, но не решалась заснуть. Голова гудела, истощённая до предела, так что ночь она провела в состоянии, равно далёком и ото сна, и от того, что можно назвать бодрствованием. Она воспряла прежде, чем рассвет коснулся горизонта, отказываясь от самой мысли, что утреннее «кукареку» так и не раздалось. Розмари позволила огню погаснуть, и в том была какая-то жуткая странность — поднявшись, осознать, сколь бесполезна привычная рутина. Мармелад так и не вернулся. Сердце поражённо забилось, когда до неё дошло, кого не хватает в доме; она надеялась, что кот не сбежал куда-нибудь в уголок умирать; и ещё одна мысль мелькнула в голове: что, может, это последнее и к лучшему, будь оно так. Обездоленный, как и она сама теперь… кто даст ему, смилостивившись, приют и кров?
«Пускай Эда хранит его в своём сердце», — помолилась она богине, даже не помыслив, что впустую растрачивает прошение на простого кота.
Розмари решила, что позаботится подготовить корову к дороге прежде, чем разбудит Гилльяма. Но потом ей, с трудом дохромавшей до хлева, оставалось только стоять, беспомощно покачивая головой в осознании, какую убийственно жестокую шутку сыграла с нею судьба. Пара пёстрых телят, рыжих с белым, как и их мать, лежала, свернувшись друг к дружке, в соломе под боком у коровы. Видать, та разродилась ночью, молча, даже без мычания. Корова уставилась на Розмари парой безмятежно доверчивых глаз.
