Министр любви [cборник рассказов] | страница 4
— Библию любви. — скромно отвечал Зовша.
— Мишуге, — шептались евреи.
Он писал и при восходе. И ночью — каморка его в те далекие годы, когда некуда было приткнуться, была очень популярна, а ключик от неё был предметом мечты всего взморья. Он переходил из рук в руки, как подарок судьбы. Потому что подкадрить чувиху было раз плюнуть, но найти хату, куда бы с ней пойти — это была проблема проблем.
Не успевал «министр» появиться на пляже — к нему сразу кто‑нибудь нёсся, сломя голову.
— Зовша, — говорил Рафик, — понимаешь…
— Понимаю, — отвечал Зовша и доставал ключ, — до двух тридцати! В полтретьего придёт Зяма. «Рислинг» под кроватью.
— Мишка, — неслось с дюн…
Министр доставал ключ:
— С 6–ти до 7–и. «Рислинг» под кроватью.
— Министр!.. доносилось из моря.
— В шесть утра! — отвечал Мишка, и ключ летел в море, — «Рислинг» под кроватью.
Иногда Зовша отказывал.
— Прости, — говорил он, — всё забито! Сократил даже время пребывания, — и добавлял: — Год активного солнца!
Каморка эксплуатировалась круглосуточно. Днём ещё куда ни шло — «министр» мог пойти на море, в кафе. Хуже было ночью — он болтался от «Лидо» до станции, от моря до реки Лиелупе, по темному лесу, по вымершей Турайдас, в обнимку со своей голубой тетрадочкой и, пока другие занимались любовью, создавал свою «Библию любви».
Потом он шёл ко мне. Где‑то в два часа раздавался осторожный стук:
— Не помешаю, — спрашивал он, — я вижу, что стол свободен.
И он ложился на стол, накрываясь китайским макинтошем…
Другой дядька мой в те годы снимал дачу на Рижском взморье и они с тётей, вместо того, чтоб отдохнуть в кругу своей семьи, в тени сосен и хвои, приглашали к себе родню со всей страны. Комната была маленькая, и родня спала на полу, на столе, под столом, валетом в кровати и на надувных матрацах под окном на улице, если дача была на первом этаже.
Когда утром вставали — Зовшу снимали, на стол клали клеёнку и накрывали завтрак — лук со сметаной, молочные сосиски, компот из рибарбара.
— Михель, — говорил дядька, — когда женимся? Тебе уж, вроде, за сорок.
— 38, — уточнял Зовша.
— Пора, брат, пора, — говорил дядька, — всё равно пора.
Зовша раскрывал «Библию»:
— Бледнокожий еврей Северного моря, — читал он, — не должен жениться раньше 38!»
— Варт, — говорил дядя, — варт а вайленке, в прошлом году, кажется, было 37?
— Вкралась ошибка, — объяснял Зовша, — 38!
Ошибка у «министра» вкрадывалась в этот пункт ежегодно.
Я его знал 15 лет — и этот пункт уже существовал и тогда — и «бледнолицый еврей» и «северное море». Но цифра была — «24». Потом она превратилась в «25», в «26». И так дошла до «38».