Больше всего надежд бабушка возлагала на зубного врача — как-никак еврей, в обиду не даст.
Сизов опять с выражением прочел бабушкино заявление, как будто о нем никто не слышал. Они это заявление уже наизусть знали.
— Что будем делать, товарищи? — Сизов хрустел новыми начищенными сапогами. Члены бюро смотрели на бедную бабушку, как волк на Красную Шапочку — они буквально хотели ее скушать.
И тут встал Певзнер. Бабушкина надежда и спасение. У нее отлегло от сердца.
— Мы, еврейский народ, — его голос звучал, как бормашина, — с глубоким возмущением узнали о новом акте израильской военщины!
— Соломон Васильевич, — перебил его Сизов, — у нас на повестке дня Сарра-Рейзел Гольденвизер!
Произнести бабушкино имя полностью стоило полковнику немалых усилий.
— Виноват, — сказал Певзнер, — я только что с митинга, виноват…
Он стал смотреть на бабушку, готовя что-то особенно гневное. Он не торопился. Он хотел сказать это с пафосом.
— Бикицер, — сказала ему бабушка, — мне складываться надо.
Она уже поняла, какого защитника имеет в лице бывшего зубного врача.
— Клейми меня, но бикицер…
— Мы, евреи великого Советского Союза, с негодованием узнали о поступке Сарры-Рэйзел Гольденвизер, — опять заработала бормашина.
Бабушке стало тошно.
— Простите, — перебила она. — Как поживает ваша дочка в Тель-Авиве? Она уже вроде работает?..
Наступила пауза..
Два полковника и майор грозно смотрели на лейтенанта запаса. Певзнер собрался, как когда-то перед удалением зуба.
— Если вы имеете в виду Фаю, — сказал он, — мне она не дочь. Во-первых, с ее матерью я развелся еще до войны, а во-вторых, я от нее отрекся…
Певзнер гордо сел. А Сизов — встал. У Сизова открылся нюх.
— У вас есть еще дети? — спросил он.
Певзнер понял, что ему пришел конец.
— Есть, — торжественно произнес он, — но я от всех отрекся…
— Где они живут? — сурово спросил полковник.
— Меня это больше не интересует, — ответил Певзнер, — ни где они живут, ни где они работают, ни что они едят… Все. Они мне не дети… И я — не отец, не отец! Я отец Горио! — сказал Певзнер и заплакал…
— Послушайте, Горио! — презрительно произнес полковник. — Где живут ваши дети? Отвечайте.
Отец Горио вытер глаза.
— Во всяком случае — не в Израиле, — сказал он, — не в Израиле! В США, Новой Зеландии и в Швейцарии. — На Швейцарии он сделал ударение. — Прошу учесть, что Швейцария — нейтральная страна, которая не воевала почти…
— Со Швейцарией мы разберемся сами, — оборвал его полковник, — а вот место ли вам в партии? Это вопрос!
