— Ты как б…, Светлана, ты не понимаешь, что я сэгодня — нэ магу. Одна сволочь пожелала нашему любимому Сталину, чтоб он сгорел. И ты хочешь, чтоб я после этого любовью занымался?! Позор, Светлана. Я бы этого гада лично зарезал, вот так.
Шепшелович услышал, как сабля засвистела в воздухе.
— На кус-ки! На кус-ки!
Мимо кровати летали части шкафа, стола, трюмо. Светлана от ужаса полезла под кровать. Шепшелович от ужаса начал скребсти ковер.
— Мыши! — завопила Светлана и выскочила.
Гоги продолжал крошить мебель и, наконец, приступил к кровати.
Сабля периодически протыкала ее. Шепшелович извивался, уходил, но три раза сабля все же коснулась его.
— Шма Исраэль, — тихо затянул Шепшелович молитву, которую постиг под кроватью в Риге.
И тут все спасла Светлана.
— Гоги, — сказала она, — успокойся! Сталин несгораем. Как несгораемый шкаф!
И Гоги успокоился. Он сел на кровать, свесил волосатые ноги и от бросил саблю.
— Маладец, — сказал он, — умный женщин. Ты какой факультет кончала?
— Философский.
— Фылософский, — задумчиво повторил Гоги, — ну, тогда ложись!
Шепшелович облегченно вздохнул.
В Тбилиси Шепшелович впервые в жизни оказался под двумя мужчинами. Для него это, быть может, было самое тяжелое испытание. Они мычали, они ласкали друг друга до утра, они говорили такие слова, что Шепшелович никогда не решался их повторить. Он затыкал уши, пил литрами «Цинандали», но любовные игры были бесконечны и громки. Когда один узнал, что другой ему изменяет, началось настоящее сражение. Первый хотел зарезать второго, второй, видимо, не желал этого и оборонялся. Шепшелович слышал, как сходились клинки.
— Смерть — за измену! — кричал один.
— Я тэбя больше не люблю! — кричал другой.
— Уу, звэрь! — кидался на него первый.
— Не баюсь! — отвечал тот. — Режь меня, бэй меня, я другого лублу, умыраю, лубя.
— Признавайся, кто, сабака! — первый приставил кинжал к горлу. — Фамылыя или смэрть!
— Шепшелович, — выдавил второй.
Шепшелович от удивления и ужаса потерял ненадолго сознание. Потом ему казалось, что это только послышалось…
Под кроватью в Тбилиси было невероятно жарко и душно, летали какие-то диковинные мухи, ползали загадочные жуки. Шепшелович совершенно одурел от этого, к тому же танцы с саблями продолжались. Не только Гоги, но и другие товарищи рубили кровать, сабля частенько свистала возле уха. Чтобы как-то успокоиться, Шепшелович начал часто пить «Цинандали», расслаблялся и впадал в легкий сон…
Однажды — стояла золотая осень и в окне можно было видеть ветку с хурмой, — завыли сирены, — что-то загудело, засвистело, в комнату ворвались автоматчики с оружием наперевес — и Шепшелович понял, что это за ним. Он поднял руки, правда, невысоко, под кроватью особо не поднимешь, и вдруг в комнату, во френче, при орденах, с горящей трубкой в зубах, скрипя сапогами вошел товарищ Сталин.
