– Э, нет, молодой человек. Это на вас чары так действуют. Поверьте, смерть, которая вам угрожает, бессмысленная и крайне неприятная. Так что наберитесь терпения и ни в чем не сомневайтесь.
Юноша неразборчиво буркнул себе под нос и отвернулся к окну. Он дрожал то ли от нетерпения, то ли от ночной прохлады: ветер, залетающий в открытое окно, пах дождем и приближающейся осенью. Чем дольше Алексей сидел в кресле, тем нелепее ему казалась ситуация и своя роль в ней. Единственное, что удерживало парня от язвительных комментариев, – это Питер восемнадцатого века. Он-то оказался правдой.
В комнате постепенно темнело. Сгущающиеся сумерки просачивались в открытое окно, расползались по углам, скапливались в складках портьер и украшенного кистями балдахина над широкой кроватью. Свечи, казалось, разгорались все ярче. Их отсветы отражались в стеклах книжных шкафов, бликами скакали по позолоте мебели, дрожали на подвесках хрустальной люстры. Нервозность Александра с наступающей темнотой усилилась. Он, будучи не в состоянии спокойно ждать, метался из стороны в сторону, меряя шагами пушистый ковер.
Алексею надоело наблюдать за этой беготней, и он задремал в мягком уютном кресле. Проснулся от резкого звука стукнувшей ставни. Вскинув глаза, парень увидел темный силуэт, закрывший блеклый свет луны. На широком подоконнике в полный рост стояла девушка. Почти прозрачная рубашка чуть колыхалась, облегая стройное, чувственное тело. Сквозь тонкую ткань просвечивали полные груди с острыми сосками, бедра, длинные ноги и темный треугольник между ними. Нежное девичье лицо безмятежно, грустная улыбка лишь угадывается на чуть дрожащих губах, а на бледные щеки падает тень от густых ресниц. Раздуваемые ночным ветерком, колышутся похожие на фату длинные волосы.
Девушка чуть слышно вздохнула и шагнула в комнату. Алексею стало жарко, такого неистового желания он еще никогда не испытывал. Мысли сразу стали какими-то вязкими и спутанными: «Какая красавица! Нежить?.. Да наплевать, что нежить… какая разница… Да с такой бы он… вот прямо сейчас… здесь. Прижать к себе горячее тело, припасть губами к груди… потом ниже…» Алексей резко поднялся, зарычал сквозь стиснутые зубы и, отшвырнув от себя кресло, шагнул к окну.
В это время Сен-Жермен начал громко, но неразборчиво говорить. Алексей ничего не понимал, смысла в словах не было, но они вворачивались в мозг как штопор, отвлекали, мешали наслаждаться. Парень со злостью замотал головой, стараясь вытряхнуть из нее назойливые звуки. В голове сразу прояснилось, накатило смущение и осознание глупости своего поведения. То ли подействовало заклинание, то ли нежить просто отвлеклась на Сен-Жермена, но Алексей почувствовал себя свободным и закрутил головой, стараясь оценить обстановку. Воронцов, напротив, дико взвыв, бросился на графа и сбил его с ног. Под громкую ругань Сен-Жермена они кубарем покатились в угол комнаты. Граф, отбиваясь от обезумевшего юноши, пытался встать, но тот оказался на удивление сильным.
