– Вот молодец! Добрая душа, на таких воду возят. – Наглый тип весело заржал.
Леха даже оторопел и обиделся. Мало того, что не поблагодарил, так еще и издевается!
Гость вскочил и, приплясывая, двинулся в сторону двери. На полдороге остановился, словно вспомнив что-то, и вернулся.
– Слышь, студиозус! Хочешь от проблем избавиться? Есть у меня на примете мужик один, все учеников себе ищет. Вот, думаю, ты ему как раз подойдешь. Прогуляешься, развеешься. – Парень хитро глянул на Алексея и снова захохотал. – Да, и не обижайся, я добро-то помню. Как-нибудь с приятелями пришлю тебе подарочек. Ну, давай, не унывай.
* * *
Под грохот пушек и шуршание кринолинов, в пороховом дыму и ароматах изысканных духов шествовал по Европе блистательный восемнадцатый век. Век политических интриг и гениальных мыслителей, кровавых войн и пышных балов, жеманных мужчин и царствующих женщин.
Солнечным осенним утром дорожная карета, запряженная парой уставших лошадей, въехала в северную столицу. И никто бы не заметил ее среди других экипажей, если бы не странный кучер, одетый в пестрый халат совершенно невообразимой расцветки, украшенную позументами треуголку, широкие, канареечного цвета шаровары и восточные туфли с загнутыми носами. Нелепая одежда вызывала смех у случайных прохожих, но, взглянув на лицо кучера, люди отворачивались и торопились убраться с дороги. Крючковатый нос, нависающий над иссиня-черной бородой, единственный глаз, горящий затаенной злобой, и массивная серьга в ухе никак не вязались с шутовским нарядом и больше подходили разбойнику, а не слуге.
В карете дремал богато одетый господин лет сорока. Обилие украшений, драгоценных перстней наводило на мысль о склонности к щегольству или несметном богатстве. Бриллианты замысловатой броши, скреплявшей жабо, рассыпали блики по стенам кареты.
От неожиданного толчка мужчина проснулся, открыл глаза и, зябко поежившись, выглянул в окно. Щурясь от солнца, неожиданно яркого после полумрака кареты, путник с интересом рассматривал строящийся Санкт-Петербург. Столичная знать, стараясь перещеголять друг друга, возводила особняки и дворцы. Город был наполнен стуком топоров, визгом пил и хриплой перебранкой рабочих. Свежий речной воздух, пропитанный запахами древесных стружек, щебенки и краски, приятно бодрил, прогоняя остатки дремы. Солнце отражалось в мокрой после ночного дождя мостовой, золотило шпиль Петропавловского собора, окрашивало стыдливым румянцем вычурную лепнину особняков. В такое утро хотелось создавать шедевры, открывать новые страны, в общем, вершить великие и нужные дела.
