. Лицо Сазона Психеича преобразилось. В глазах засветилось живое и теплое участие. Он подсел к Олимпиаде Петровне и в наивном восхищении смотрел на ее руки. Она заиграла из «Жизни за царя»
>{2}, затем из «Фауста», из «Тангейзера»
>{3}. Крокодил слушал, не меняя позы и выражения. Только пухлое лицо его, казалось, все более и более светлело и вместе с тем переполнялось какой-то странной привлекательностью. Наконец Олимпиада Петровна заиграла «Не белы-то снежки». Крокодил не утерпел: как-то странно шевельнув носом, он всхлипнул и в умилении произнес:
– Вот, вот, оно самое!.. Самое оно и есть!.. – затем с каким-то азартом загремел своим платком.
Потом мы перешли к чайному столу. Крокодил снова впал в недвижимое свое состояние и только и делал, что глотал чай.
– У вас, кажется, есть рояль? – спросила его Олимпиада Петровна.
Он встрепенулся.
– Чего это-с?
Ему пояснили.
– Завел, завел, – ответил он и опять улыбнулся, – только у меня вроде, например, как веялка: вертишь ее, ну она и разделывает. Ничего, здорово разделывает. Семьсот целковых…
– Ну, что же мы насчет амбара-то, сойдемся или нет? – прервал его Батеев.
Крокодил допил свое блюдечко.
– Завтра с артелью подумаю, – сказал он.
– Да ведь хорошая цена.
– Как артель.
Петр Петрович пожал плечами и постучал пальцем по самовару. А мне снова захотелось поисповедовать Крокодила.
– Какую вы пользу берете с артели? – спросил я.
– Разную берем пользу, – ответил Крокодил.
– Однако же?
– Мы лесом торгуем, – .неожиданно произнес он после маленькой паузы.
– Ну так что же?
– За лес берем пользу.
– Я у него лес беру, – пояснил мне Батеев, – и почти все наши помещики берут.
Крокодил помолчал.
– С подрядов берем десятую копейку, – задумчиво продолжал он и снова помолчал. – Комиссионные берем… – прибавил он. – За подожданье берем… Лавку имеем для артели…
Все это проговорил он, как будто с трудом вспоминая.
– А велика ваша артель?
– Человек сто двадцать.
Вечер закончился неожиданным казусом. Передняя вдруг переполнилась сдержанным топотом мужицких сапогов, и неуверенные голоса требовали барыню. Лицо Олимпиады Петровны покрылось багровыми пятнами. Она быстро вышла в переднюю. Голоса сразу загудели.
Мы тоже пошли туда.
– Воля ваша, сударыня, а мы голодать не согласны, – говорил красивый парень, выступив вперед. За ним галдел добрый десяток других рабочих.
– Как голодать? – трепетно спросила Олимпиада Петровна.
– Как голодать! – воскликнул Петр Петрович.
Несколько мгновений ничего нельзя было разобрать в беспорядочном шуме.
