Бандитский СССР. Самые яркие уголовные дела | страница 50



Владимир Ионесян (1937–1964) – убийца-театрал

Алевтина продолжала рассказывать милиционерам выдумки, которыми кормил ее сожитель. О том, как они познакомились, когда он выполнял задание в Оренбурге, а затем, проникшись к ней пылкими чувствами, пригласил с собой в Москву. Ионесян рассказывал девушке, что выполняет тайные задания государственного масштаба, после завершения которых они станут жить ни в чем себе не отказывая. Еще недавно они снимали комнату в Иваново, но оттуда пришлось бежать якобы потому, что в ходе задания его раскрыли и теперь могли убить.

Когда «девушка Бонда» начала понимать, что милиционеры видят в ее избраннике совершенно другую личность, то попросту замолчала. И упорствовала в своем молчании довольно долго, пока порядком уставшие сыщики не познакомили ее с крайне необычной деталью биографии Ионесяна: он был женат и имел ребенка. Уже 2 года. Это была чистейшая правда. Сыграв на чувстве женской ревности, МУР узнал о местонахождении убийцы. Тот был в Казани, куда поехал «по заданию» (на самом деле он отправился на отдых к старому приятелю).

Маньяка Владимира Ионесяна схватили 12 января 1964 года, выманив на железнодорожную станцию фальшивой телеграммой о приезде Алевтины. В качестве приманки использовали загримированную сотрудницу розыска.

Оказать сопротивления оперативникам он не смог.

Его допрос не открыл следователям ничего нового.

Ионесян постоянно твердил, что совершал преступления, чтобы содержать Алевтину.

Но он, будучи вменяемым и вполне адекватным внешне, не мог не понимать, насколько нелепо выглядят эти мотивы, учитывая мизерную добычу с убийств. Дальнейшую судьбу «Мосгаза», по слухам, решил сам Хрущев, брезгливо приказавший казнить «этого». Алевтине Дмитриевой дали 15 лет за соучастие, как бы демонстрируя, что незнание законов, равно как и нежелание считаться с реальностью, не освобождает от ответственности.

Владимира Ионесяна расстреляли 1 февраля 1964 года.

«Я прихожу ночью…»

Корыстный мотив. Его нередко можно увидеть в уголовных делах, сопряженных с насилиями и убийствами. Означает он, как правило, выгоду в самом обыденном экономическом проявлении. Как говорилось выше, даже серийные убийцы часто пытались придать своим действиям такой бытовой подтекст. Однако разница между искателем удачи, смело управляющимся с оружием налетчиком, добывающим на одном преступлении целые состояния, и методично убивающим жертву за жертвой невзрачной личностью, суетливо припрятывающей вытянутую у покойника десятку, очевидна. Что за странный стыд или нелепый расчет заставляет серийных убийц маскировать мотивы? На этот вопрос есть много ответов. Все они не имеют значения перед лицом содеянных поступков. Возможно, именно поэтому советская история в большей степени знает о тех, кто не стремился прятаться за ложью слов или как-то объяснить свою подлинную природу, глубоко утопленную во фрейдистском Танатосе.