– Не знаю, как прикажете понимать Вас, Василий Иванович, – деликатно выразила недоумение удрученная Анка. – Царя то нашего, вроде бы как большевики благополучно в подвальчике порешили, разве что с того света заявится к нам. Я, конечно, полностью осознаю, что в дивизии революция, но все-таки не настолько, чтобы по своему усмотрению мертвяков оживлять. Согласитесь, больно замысловато у Вас получается.
Пулеметчица в нетерпении сняла с Чапая командирский бинокль и начала рассматривать парящего высоко над озером ястребка. Почему-то ей показалось, что одинокое патрулирование небесного хищника удивительно перекликается и напоминает, в сущности, такого же героически одинокого Чапая, завзятого рыцаря революции. И еще ей показалось, вернее, созрела убежденность, что комдив абсолютно в здравом уме и надо обязательно помогать ему, непременно оставаться рядом.
– Я буду делать все, что Вам надо сегодня, Василий Иванович, – решительно заявила пулеметчица, одевая Чапаю на шею бинокль. – Можете полностью довериться мне.
– Спасибо, Аннушка, – дрогнувшим голосом поблагодарствовал комдив, – Я никогда не сомневался в тебе. Но надо как-то устроить, чтобы и Петька и Кашкет вели себя подобающим образом, чтобы не получился конфуз. В эту историю небесные силы замешаны, не доведи до греха устроить скандал, для всех нас этот вечер может оказаться последней. Подымишься наверх, крестик у меня в шалаше под подушкой возьми и, на всякий случай, тихонько одень. Да с ребятами по- свойски поговори, пускай не вздумают валять дурака, здесь не ярмарочный балаган и никто разыгрывать сцены не собирается, гости прибудут самые настоящие, очень почетные и необходимо оказать им должное уважение. Обязательно проследи, чтобы у Кашкета все было приготовлено к столу по высокому классу. Нельзя нам ни в чем допустить хоть какую промашку, только радушие, только братское гостеприимство и вечная до самого гроба любовь. А теперь ступай, Аннушка. Я еще немножечко здесь на ольхе посижу, на тебя, как на родную кровинку, надеюсь.
Бесстрашная пулеметчица, душой прикипевшая к стихийной натуре Василия Ивановича, окончательно убедилась, что он при здравом уме, настроен решительно и, что вечер, на самом деле, обещается быть из ряда вон необыкновенным. Поэтому Анка крепко прижалась к комдиву, поправила ему лихую папаху, поцеловала прямо в горячие губы и, бойко соскочив с коряги, направилась вверх по береговому откосу, выполнять командирский наказ.
