Петька, без видимых признаков желания подойти под благословение, лениво оторвал свое седалище от пригретого стула. Он выпрямился в полный рост, преклонил смиренно голову, потом хитро подмигнул благочинному и с нескрываемой иронией посочувствовал.
– Вы все поститесь, отец Наум, плоть свою, не щадя, истязаете, по всему видно, заживо вознамерились посетить райские кущи. Если понадобиться надежный попутчик, всегда к Вашим услугам. Завалим теплой компанией, последнее время только и думаю, как бы поскорее оказаться в раю. Вам бы сейчас кадильце в зубы, уверяю, грандиозный портрет получился бы. У меня для такого шедевра и название подходящее имеется. Настоятельно рекомендую, назовите парсуну "Спас в подворотне".
У отца Наума, от такой неслыханной наглости, и без того не очень китайские, налитые кровью глаза увеличились до размеров алтарного дискоса, на котором разделывают под заклание жертвенную просфору. Ему захотелось незамедлительно предать анафеме распоясавшегося богохульника, но учитывая, что глумление происходит в смутное время и не на церковном амвоне, отец Наум совладал с собой и промолвил сквозь пегую бороду назидательным тоном.
– Нехорошо, очень плохо, уважаемый красноармеец Чаплыгин, что именно в такой вызывающей форме Вы приветствуете православное духовенство. Вам, как полномочному представителю командования, не совсем удобно делать публичные замечания, но и безмолвствовать по поводу Вашего издевательского безбожия, я, конечно, тоже не стану. Церковь хотя и отделена от государства, но не отделена от народа божия и нам не безразлично, в каком состоянии пребывают бессмертные души наших православных мирян. Поэтому священство всегда будет стремиться к совместной работе с командованием, дабы действовать рука об руку на ниве процветания Отечества. При доброй воле и взаимном расположении всегда можно находить согласованные интересы на этом благородном поприще.
В заключение отец Наум нервически передернул кустистыми бровями и, шепча троесвятие, многозначительно перекрестился. Но и это не все, потому что потом блаженно подвел глаза в гору и, творя молитву, принялся гладить мягкой ладонью позолоченный крест вместе с пузом. Необходимо признать, сделал он это весьма театрально, воистину по Станиславскому.
Петька хотел было оставить без ответа поповскую абракадабру, но как истинный воин не мог позволить себе покинуть поле брани, не сказав последнего слова. Лицо его приняло волевое бескомпромиссное выражение, и он решительно двинул в атаку.
