он. Просто, сначала я думал, что мне понравится, что я втянусь в этот
учебный процесс, но нет, все пошло не так. Но, к сожалению, уйти я отсюда
не могу: после этого через несколько месяцев из меня сделают раба». И
Леснинского захлестнула волна уже совсем других мыслей, нежели те,
которые владели им до разговора с преподавателем. Мысли об Аннушке,
хоть и были очень грустными и мучительными оттого, что любовь была
абсолютно безответной, все же имели и приятный, сладостно-лирический
оттенок. Мысли же о системе призывного рабства не вызывали ничего,
кроме ненависти и отвращения.
Эта и две остальные пары прошли как обычно, без каких-либо
происшествий, не считая того, которое уже было во время переклички.
Преподаватель вещал, Леснинский рисовал, листья падали, закат
приближался. День обещал вскоре закончиться, и свое обещание он
исполнил. «Семнадцать десять, как же я люблю тебя! – воскликнул в
мыслях Леснинский, - когда ты наступаешь, я могу идти домой».
Леснинский накинул свою бессменную бежевую куртку и отправился
восвояси.
И еще предстояло три таких же дня, а потом серые, пустые,
бестолковые выходные, а после этого снова, и все по кругу, и из этого круга
не вырваться. Нет, так больше невозможно, не-воз-мож-но…
IV
Так шли дни за днями. Леснинский устал. Но причиной этой
усталости была не столько ежедневная учеба и назойливые задания,
сколько все вместе, общая атмосфера этого мира. Не прекращающееся ни на
секунду одиночество, тревога, отсутствие какого-либо стимула на
горизонте… Леснинский все отчетливее осознавал, что этот мир – не его. Он
здесь родился, жил всегда, но тот, близкий ему мир, где-то далеко, и туда
надо переселяться срочно… но где он?
Вот и прошла еще одна неделя, наступил еще один вторник,
подведший окончательную, жирную черту красной ручкой.
Леснинский учился во вторую смену, и поэтому мог спать допоздна.
Этим утром его разбудил дверной звонок, пронзительный и мучительный.
Он раздался за пять минут до того, как должен был зазвонить будильник.
Не подозревая какой-либо опасности, Леснинский поспешил открыть дверь.
«Наверное, соседка опять зашла попросить соли», - подумал Леснинский.
Вместо соседки с пустой баночкой из-под соли, за дверью стояли два
