Антуан не отличался восторженностью. Но красота и оригинальность фрески, особенно вкупе с судьбой автора, чей талант так и не получил признания, потрясли его. Мимо один за другим проходили посетители, скользили пустым взглядом по стене, с любопытством осматривали театр марионеток и спускались обратно по монументальной лестнице. Первая монография, посвященная Джандоменико Тьеполо, была написана сравнительно недавно, в 1971 году, и ее постигла странная участь. Издательство, которое собиралось печатать книгу, переехало в Милан, и все материалы как в воду канули.
Говорят, что время проявляет таланты, расставляет все по местам, воздает всем по заслугам. Антуан никогда не верил в эту утешительную сказочку. На его взгляд, если не считать хрестоматийных случаев прославления не признанных при жизни гениев, а таких случаев от Вийона до Ван Гога наберется не так уж много, потомки всегда отдают предпочтение художникам, приближенным к сильным мира сего — имеющим деньги или власть.
Антуан вышел из КаʼРедзонико и уселся по-турецки на одной из пристаней Большого канала. Ему вспомнился другой загадочный сюжет: две женщины, обнаженная и одетая в черное. Россини. Его не затмевал знаменитый отец. И однако…
Солнце уже палило вовсю, и легкое марево размывало очертания дворцов. Все вокруг словно дышало морским воздухом. Антуан наблюдал за кипучей сумятицей на канале. Рядом с ним гондольер набирал пассажиров в трагетто — гондолу для переправы с берега на берег, не имеющую ничего общего с китчевыми туристическими гондолами. Трагетто — часть местного колорита, но вносит в него нотку почти аскетической строгости. Пассажиры запрыгивали в лодку и оставались стоять, у каждого в руках по портфелю-дипломату, один в шляпе. Буднично-безразличные, они не смотрели по сторонам, не обращали внимания на грандиозные дворцы и не удивлялись проворству гондольера, виртуозно лавирующего между рейсовыми катерши-вапоретти, водными такси и барками, груженными щебнем. Заторы, обходные маневры, звучные проклятия рикошетом отскакивали от поверхности воды. Видимо, у горожан вошло в привычку переправляться на другой берег, стоя в тесно набитой лодке, чтобы не идти пешком до Риальто или моста Академии. В том, как это суденышко перерезало канал, было что-то величественное, какое-то царственное презрение к беспорядочной толкучке вокруг. Правда, самый вопиющий беспорядок вносило именно оно, бесцеремонно вклиниваясь поперек движения. Но это было вторжение иной стихии, чуждой окружающей суете, и совершалось оно ради серьезного дела.
