Маленькая терраса живописно возвышалась над крытыми горбатой черепицей кровлями соседних домов, но вся она была завешана сушившимися на веревках гостиничными полотенцами. Антуан подумал, не возмутиться ли этим вторжением на его территорию, но промолчал, побоявшись, что его примут за сноба, и правильно сделал. Почти через час, когда он, лежа на кровати, читал монографию о Тьеполо, в номер без стука вошла служанка, небрежно пропела buongiorno и преспокойно собрала в охапку все полотенца.
Антуана это явление позабавило. Он начал кое-что понимать в местных нравах и обычаях. Еще немного — и отель «Феличе» заставит его, человека замкнутого по природе, оценить прелесть совершенно непривычной простосердечности. Если в первую минуту мысль о том, что по его террасе могут расхаживать чужие, была ему неприятна, то теперь он находил в этом особую пикантность: жить в номере с такой внезапно посещаемой террасой гораздо веселее, да и само обладание ощущаешь острее, когда на твое исключительное право кто-то покушается.
Как всегда по воскресеньям, КаʼРедзонико закрывался в полдень. Чураясь слишком людных мест — Риальто или площади Сан-Марко, — Антуан решил пройтись по Дорсодуро. На паперти Фрари уличный музыкант играл на флейте Баха в сопровождении оркестра — запись лилась из стоящего рядом динамика. Антуан сел на широкую ступень и заслушался. Казалось, музыка облегчала тяжесть безветренного зноя, окутавшего массивные монастырские стены из красного кирпича. Наконец он встал и побрел наугад по извилистым закоулкам. Их названия не были обозначены на плане города, которым снабдила его синьора Малезе. Иногда улочка — венецианцы говорят «калле» — сужалась и утыкалась в канал с водой цвета горохового супа. Приходилось поворачивать и идти обратно под рядами болтающегося между домами, будто флаги, белья. С чего это Режис Дебре взял, будто в Венеции не вешают белье на улице! Антуан заметил, что с ним происходит то же, что в отеле: он испытывает совсем новые ощущения. Часам к шести он вышел на широкую площадь.
И хотя очутился тут впервые, сразу признал Кампо Санта-Маргерита с ее облупленными красными скамьями. В открытых кафе туристы пили свою несчастную колу.
Антуан пристроился в тени, на краю одной из скамеек, и растворился в гомоне голосов. Сухонькие старички и старушки переговаривались между собой, он понимал отдельные слова, но не улавливал смысла фраз. Почему-то особенно часто мелькало словечко «вольта». Антуан смутно помнил, что «вольта» значит «раз» или «как-то раз» и обычно сочетается с прилагательным «прима» — «первый», точнее, «первая»:
