Укради у мертвого смерть | страница 27



Кантонец, хихикая, расписывал холостяцкие похожде­ния:

—    Я представился клерком из кондитерской. Намекнул, что учусь по вечерам в университете, исследую важную про­блему. Выясняю, кто первый придумал макароны... Марко Поло привез из Италии макароны или  наоборот, увез из Китая секрет выпечки дара древних...

—   И поверила?

—  Ха-ха! Я сразу разобрался, что барышня-то из дансин­га «Сотня счастий». Ну, дорогой Лун Вэй, и повел себя соот­ветственно. Сразу к ней. Будто ждала! И все оказалось пре­красным — собачий хвост, лошадиное копытце, тигровое винцо, словом, вся северная варварская кухня...

— Ах, негодник! — громко сказал Клео.

Сын  выглянул в зал.

— Это только анекдот, отец. Бакалавр Та Ван прекрасно осведомлен, что наши корни северные, из Пекина. Ну, что плохого, когда маньчжурскую кухню называют варварской?

Клео, наблюдая, как рыба выше и выше забирает в небо, ставшее из белесого желтым, загадал: если ночь упадет рань­ше, чем воздушный змей потеряет высоту, будущее сына будет путевым.

Голоса зазвучали приглушеннее. В наступивших сумер­ках Клео мог видеть через открытую дверь руку сына с клуб­ным перстнем на пальце, высвечиваемом зажженной лам­пой. Лампа медленно вращалась под вальс, наигрываемый вмонтированным в подставку магнитофоном. Синие, крас­ные и зеленые искорки разгорались и затухали в пластмас­совом плафоне. Единственная вещь из современных, кото­рую терпел отец. Он держал на своей половине тиковую кровать с противомоскитной сеткой, квадратные стулья и сундуки. На мягкой мебели отец чувствовал себя, как на коленях толстой женщины, а если спал без москитника об­наженным в стужу.

Два поколения, между которыми — Клео. Странно, что внук и дед при этом весьма уважают друг друга, проявляя обидную снисходительность к нему самому. Он-то знал!

Через час отца следовало везти к врачу, наезжавшему в Сингапур два-три раза в год из Гонконга. Восьмидесяти­двухлетний Лин Цзяо задыхался от кашля. Плевательницы, раскрашенные по эмали красными и золотыми рыбками, гремели под ногами по всей квартире. Клео опасался, что откроется рана, полученная отцом в перестрелке возле Каш­гара, где в пустыне как волки крутились вокруг их каравана бандиты капитана Сы...

В 1948 году Клео, сыну спекулянта, перепродававшего пенициллин, бензин и консервы, было четырнадцать. То время запомнилось ему необыкновенным числом повешен­ных на пекинских улицах. Отец поднимался вверх на волне революционных перемен. 29 марта он оказался среди трех тысяч двадцати пяти народных депутатов национальной ассамблеи, на заседания которой ездил в Нанкин. Вернувшись в Пекин, отец рассказывал про голодовку оппозиционеров прямо в парламентских креслах. Они недвижно дремали пе­ред яствами, которые парламентские приставы меняли каж­дые два часа. И тогда генералиссимус Чан Кайши сделал гениальнейший политический ход: прислал каждому имен­ное приглашение пообедать. Тщеславные приняли его, но, удостоившись трапезы с вождем, лишились чести в глазах избирателей. Клятва угаснуть голодной смертью на глазах всей нации во имя собственных принципов оказалась пору­шенной.