Фелисити заметила, что сеньор Гонзалес ощутил облегчение, когда Видаль встал из-за стола, давая понять, что встреча завершена. Адвокат напомнил:
– Нам надо будет встретиться через несколько дней, чтобы покончить с этим делом.
Фелисити обратила внимание, что адвокат избегает смотреть ей в глаза, когда они пожали друг другу руки перед тем, как расстаться. Он ушел вместе с Видалем, оставив ее в библиотеке.
Одну.
Теперь она была одна. Абсолютно одна, без собственной семьи. Не было никого, кто мог бы поддержать Флис, никого, кто бы защитил ее.
Защитить ее? От чего? От кого? От Видаля? Или от эмоций, которые он в ней вызывает, заставляя ее тело реагировать на его присутствие?
Дрожа, Флис отбросила эти ненавистные вопросы. Вчера она случайно пренебрегла осторожностью и в итоге осознала мужскую сущность Видаля. Это была всего лишь ошибка, которую она легко исправит, поклявшись себе, что такое больше не повторится.
Копия завещания отца, которую дал ей сеньор Гонзалес, все еще лежала на столе. Флис взяла ее, она не могла отвести взгляда от подписи отца. Много лет назад, будучи ребенком, она повторяла и повторяла это имя, будто от этого отец мог оказаться с ней рядом. Но он так и не появился, и она ни разу не была в доме, в котором он жил. Она просто обязана туда съездить. Обязана увидеть этот дом.
Потому что Видаль не хочет этого?
Нет! Не поэтому. Она поедет туда из-за отца, а не из-за Видаля.
Флис чувствовала, как эмоции буквально душат ее. Она едва могла дышать от переживаний. Следует выбраться из этого дома и вдохнуть свежего воздуха, не оскверненного присутствием Видаля.
В холле никого не было, и Флис быстро поднялась к себе, чтобы захватить сумку и солнцезащитные очки. Она решила прогуляться и посмотреть город, а заодно освободиться от ненавистного влияния Видаля, которое он на нее оказывал.
Спустя десять минут Видаль увидел из окна библиотеки, как Флис вышла из дома. Если бы это было в его силах, она прямо сейчас села бы в самолет и улетела в Англию. Навсегда.
Ему надо многое обдумать, пока Флис не будет. Ведь она своим присутствием напоминала о вещах, которые он предпочел бы оставить в далеком прошлом.
Видаль до сих пор не простил себе того, что случилось прошлым вечером, не простил себе неспособность контролировать собственное тело.
