Прошло около семи лет с того момента, когда Флис в последний раз видела Видаля, тем не менее она сразу же узнала его. Иначе и быть не могло – настолько неизгладимый след он оставил в ее памяти. След настолько глубокий и ядовитый, что раны Фелисити до сих пор не зажили. «Чепуха», – твердила себе Флис. У него нет власти над ней – абсолютно никакой. И она приехала, чтобы доказать ему это.
– Тебе не стоило встречать меня, – сказала она, пытаясь поднять голову и посмотреть Видалю в глаза. В те самые глаза, взгляд которых однажды разом уничтожил и ее гордость, и чувство собственного достоинства.
У Флис все внутри перевернулось, пока она любовалась его красивым, надменным, аристократическим, мужественным профилем. Видаль презрительно скривил рот. Заходящее солнце освещало его густые темные волосы. Фелисити не была коротышкой, однако ей пришлось закинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Внутри немедленно запылал огонь. Уставшая от жары и перелета Флис тряхнула копной своих длинных золотистых волос. От влажного климата на ее висках начали завиваться кудряшки, хотя она очень старалась придать прическе идеальную форму. Девушка предпочитала повседневную одежду и сейчас на ней были уже не раз стиранные полинявшие джинсы и свободная хлопковая белая майка. Куртка, в которой Флис села в самолет в Великобритании, была убрана в объемную кожаную сумку.
Видаль замер, увидев развевающиеся на ветру медового цвета волосы Фелисити. Они напомнили ему их последнюю встречу. Тогда ее волосы разметались по подушке, а девушка наслаждалась любовными играми с молодым парнем до тех пор, пока Видаль и Аннабель, ее мать, не нарушили их уединение.
В гневе он отвел от нее взгляд. Видаль был категорически против того, чтобы Фелисити приезжала. Ее моральные принципы, если их можно назвать таковыми, оскорбляли его.
Он стал очевидцем того, как она, предавшись распутству в шестнадцать лет, без тени стыда демонстрировала свою дерзкую чувственность. Это заставило Видаля ощутить отвращение. Вместе с тем, словно меч, его пронзила мгновенная обжигающая страсть. В душе нарастало презрение к самому себе оттого, что он так и не сумел справиться со своими чувствами.
Фелисити словно пробиралась ему под кожу, но Видаль никогда не позволит ей вернуться в его сердце.
«Мне не следовало приезжать сюда», – повторяла про себя Флис. Она не предполагала, что ей придется противостоять Видалю, не знала, что именно он думает о ней и почему. Но как она могла не приехать? Как отказать себе в последней возможности узнать что-то о человеке, который был ее отцом?
