Я пожал плечами и встал.
— И да, и нет, — сказал я, решив кормить Дваркина двусмысленностями до тех пор, пока он будет принимать их и отвечать. Могло получиться что-нибудь полезное, и, похоже, это был лучший способ поддерживать его в хорошем настроении.
— А ты сам? — продолжал я. — Чей лик нацепишь ты?
— Что ж, чтобы добиться твоего расположения, я стану под стать тебе, — сказал он и захохотал.
Дваркин запрокинул голову, и, пока его смех гремел вокруг, на него сошло изменение. Он будто стал выше ростом, а лицо разгладилось, как парус в крутой бейдевинд. Горб на спине опал, как только Дваркин выпрямился и стал выше. Черты лица перекроились, борода потемнела. Стало ясно, что Дваркин каким-то образом перераспределил ткани тела, поскольку ночная рубашка, которая доходила ему до лодыжек, сейчас колыхалась на полпути вверх по голеням. Дышал он глубоко, а плечи его раздались. Руки удлинились, обвисшее брюхо втянулось, появилась талия. Дваркин добрался мне до плеча, затем — выше. Он взглянул мне в глаза. Одежда уже едва закрывала колени. Горб совершенно рассосался. Лицо последний раз дернулось, черты установились, успокоились. Смех упал до хмыканья, прекращаясь в завершающей самодовольной ухмылке.
Я смотрел на чуть более худощавый вариант самого себя.
— Удовлетворен? — поинтересовался Дваркин.
— Не так уж плохо, — сказал я. — Подожди, подброшу пару поленьев в огонь.
— Сейчас помогу.
— Да нет, все нормально.
Я достал дрова из ящика у очага. Любая оттяжка времени чем-то да поможет, чтобы оценить его ответную реакцию на осмотр моей персоны. Пока я работал, Дваркин прошел через комнату к креслу и уселся. Когда я взглянул на него, то увидел, что он смотрит не на меня, а уставился в пляшущие тени, отбрасываемые свечой. Я возился с огнем, надеясь, что Дваркин скажет что-нибудь — что угодно. Чуть спустя он так и сделал.
— Что бы ни случилось с великим дизайном? — спросил он.
Я не знал, говорит Дваркин об Образе или о каком-то глобальном плане Папы, в который был посвящен. Так что:
— Спроси что-нибудь полегче, — сказал я.
Дваркин опять хмыкнул.
— Почему — нет? Ты изменил свое решение — вот как, — сказал он.
— Парад на маскарад… и что на что я разменял?
— Не насмехайся надо мной. Даже у тебя нет права насмехаться надо мной. Меньше всего у тебя.
Я поднялся на ноги.
— И не думаю насмехаться, — сказал я.
Я прошел через комнату к другому креслу и перетащил его поближе к огню, напротив Дваркина. Уселся.
