Цокольный этаж.
— Уилл, — сказал я и: — Рольф.
— Лорд Корвин.
Два стража встали по стойке «смирно» при звуке моих шагов. Их лица сказали мне, что все в порядке, но для проформы я спросил.
— Все спокойно, лорд. Все спокойно, — ответил старший.
— Очень хорошо, — сказал я и продолжил путь, пройдя наискосок мраморный тронный зал.
Сработает — я был уверен в этом, — если время и влага не стерли его совсем. Но тогда…
Я вошел в длинный коридор, где с двух сторон надвинулись пыльные стены. Тьма, тени, мои шаги…
Я подошел к двери в конце коридора, открыл ее, шагнул на площадку. Затем снова вниз, спиральным путем, свет здесь — свет там, в пещеры Колвира. Рэндом был прав, вдруг решил я. Если выдолбить замок по уровню подземного этажа, обнаружится близкое соответствие между тем, что получится, и местом расположения изначального Образа, которое мы посетили в то утро.
…И вниз. Поворачивая и спускаясь сквозь мрак. Факел и свет лампы на сторожевом посту казались театрально стылыми. Я ступил на пол и направился к цели.
— Добрый вечер, лорд Корвин, — промолвила худая, трупного облика фигура, прислонившаяся к стеллажу, курящая трубку и ухмыляющаяся в слабом отсвете свечи.
— Добрый вечер, Роджер. Как дела в подземном царстве?
— Крыса, летучая мышь, паук. Больше ничто не шевелится. Мирно.
— Ты доволен постом?
Он кивнул.
— Я пишу философско-героический роман, пронизанный элементами ужаса и болезненности. Над этими элементами я здесь и работаю.
— Вполне подходяще, — сказал я. — Мне понадобится лампа.
Он взял одну со стеллажа, принес и зажег от своей свечи.
— В романе будет счастливый конец? — поинтересовался я.
Роджер пожал плечами.
— Я был бы счастлив.
— Я имею в виду — общее торжество и герой кладет героиню в постель? Или ты поубиваешь всех напрочь?
— Вряд ли это будет справедливо, — сказал он.
— Ну, и неважно. Может, как-нибудь и прочитаю твой роман.
— Может быть, — сказал он.
Я взял лампу и пошел прочь, направляясь туда, куда давно уже не ходил. И обнаружил, что вполне могу идти по эху памяти.
В конце концов я подошел к стене, заметил нужный коридор, свернул в него. Теперь дело за простым подсчетом шагов. Мои ноги сами знали дорогу.
Дверь моей старой камеры была чуть приоткрыта. Я поставил лампу и обеими руками распахнул створку. Она поддалась неохотно, стеная всеми петлями. Затем я взял лампу, поднял ее повыше и вошел.
Тело мое затрепетало, скрутило желудок. Я задрожал. Мне пришлось подавить сильнейшее желание сбежать отсюда. Подобной реакции я не ожидал. Я не хотел отступать от этой окованной медью, тяжелой двери из-за страха, что она захлопнется за мной. Это было секундное пике в том чистом ужасе, что будила во мне небольшая пыльная камера. Я вынудил себя сосредоточиться на деталях — дырке, которая служила мне отхожим местом, почерневшем пятне там, где в тот последний день я развел костер. Провел ладонью по внутренней поверхности двери, отыскивая и прослеживая канавки, которые я пробил, царапая ложкой. Я наклонился, чтобы проверить выемку. Она оказалась совсем не такой глубокой, как тогда, когда я не ведал о толщине двери. Я осознал, как сильно преувеличивал результат того немощного порыва к свободе. Я боком протиснулся вперед и всмотрелся в стену.
