— Пройти через то, что осталось от Образа, потребует времени, — сказал я, — если сопротивление хоть приблизительно равно домашней версии. К тому же нас учили, что сбиться с Образа — смерть… а состояние дел вынудит покинуть его, стоит добраться до кляксы. С другой стороны, как ты говоришь, ступив на черное, можно насторожить врагов. Так что…
— Так что ни один из вас ничего не хочет делать, — прервал Ганелон. — Я пошел.
Не дожидаясь наших криков, он с разбега прыгнул на черный участок, рысью промчался к центру, сделав паузу, достаточно длительную, чтобы подобрать какой-то небольшой предмет, и повернул назад.
Мгновением позже он уже стоял перед нами.
— Рискованно, — сказал Рэндом.
Ганелон кивнул.
— Но вы бы и сейчас продолжали обсуждение проблемы, если бы я не занялся делом. — Он протянул к нам руку. — Ну, и что мы с этим будем делать?
Ганелон держал кинжал. На него был наколот прямоугольник запачканной игральной карты. Я взял его.
— Похоже на Козырь, — сказал Рэндом.
— Да.
Я высвободил карту, разгладил разорванные края. Человек, на которого я смотрел, был полузнаком… в том смысле, конечно, что наполовину он был чужим.
Светлые прямые волосы, чуть заостренные черты лица, легкая улыбка, несколько хрупкое сложение.
Я покачал головой.
— Я его не знаю, — сказал я.
— Дай посмотреть.
Рэндом взял у меня карту, нахмурился над ней.
— Нет, — сказал он чуть погодя. — И я не знаю. Мне кажется, что следовало бы, но… Нет.
В это мгновение лошади снова забеспокоились, и еще сильнее, чем раньше. И достаточно было лишь чуть повернуться, чтобы увидеть причину их беспокойства: в это мгновение это исторглось из пещеры.
— Проклятье, — сказал Рэндом.
Я с ним согласился.
Ганелон прочистил глотку, вытащил клинок.
— Кто-нибудь знает, что это такое? — спросил он тихо.
Первое впечатление от зверя: змееподобие — благодаря движениям и тому, что длинный толстый хвост казался скорее продолжением длинного тонкого тела, чем придатком. Тем не менее зверь передвигался на четырех недобро когтистых лапах с двумя суставами и большими ступнями. Его узкая голова была украшена клювом, и, приближаясь, зверь мотал ею из стороны в сторону, демонстрируя нам сначала один бледно-голубой глаз, а затем — другой. Большие крылья, пурпурные и кожистые, были прижаты к бокам. Зверь не имел ни шерсти, ни перьев, хотя вокруг груди, на плечах, спине и по всей длине хвоста блестела чешуя. От клюва-штыка до извивающегося кончика хвоста зверь казался немногим больше трех метров. Двигаясь, он издавал негромкое звяканье, и я уловил какой-то отблеск у его горла.
