Старик отрицательно покачал головой в знак того, что не хочет. Моше даже показалось, что он усмехнулся.
– Ну ладно, уговорил… – кивнул затем Ян.
Однако не успел он поднести хлеб ко рту, как вмешался Отто.
– Если ты хочешь отказаться от своей порции, Моше, – что ж, отказывайся. Однако она будет поделена между всеми остальными. Она принадлежит коллективу.
– Не смеши меня, Отто. Если разделить этот кусочек на девять частей, то такой части будет мало даже мышонку. Ты хотя бы раз попытайся подумать собственной головой, не спрашивая у своей партии, что тебе следует думать.
Моше снова принялся раскладывать клочки бумаги.
Дележ хлеба закончился, и началось его поедание. Одни ели медленно, с наслаждением, другие слопали свою порцию почти не жуя. Не прошло и минуты, как все было проглочено.
– На столе осталось несколько крошек, – вдруг сказал Моше. – Их ты тоже намереваешься делить, Отто?
«Красный треугольник», ничего не отвечая Моше на этот его провокационный вопрос, повернулся к Яцеку и сказал:
– Раз уж этот хлеб нашел ты, то, так и быть, крошки принадлежат тебе.
Яцек, поначалу слегка опешив от подобного заявления, затем с невозмутимым видом подошел к столу. Распрямив ладонь и проведя ее ребром по шершавой деревянной поверхности стола, он смел все крошки в подставленную другую ладонь. Потом запрокинул голову назад и – под завистливыми взглядами некоторых из заключенных – высыпал крошки себе в рот.
– Вот такой была бы премия за хорошую работу в твоем колхозе? – спросил у «красного треугольника» Моше.
Отто сердито отвернулся.
Берковиц стал медленно ходить, слегка волоча ноги, вокруг стола. Он то и дело останавливался, сдвигал очки на лоб и массировал себе переносицу. Он представлял собой человека, привыкшего быть хозяином своей собственной судьбы. Даже в лагере ему при помощи кое-каких влиятельных знакомых удавалось в определенной степени держать под контролем все то, что с ним происходило. А вот здесь, в этом бараке, его дальнейшая судьба почти полностью зависела от окружающих его людей… Берковиц подошел к Моше и, показав пальцем на клочки бумаги, спросил:
– Что это ты делаешь?
– Восстанавливаю листки бумаги.
– А зачем?
Моше пожал плечами.
– Не знаю, – ответил он. – Возможно, я делаю это потому, что больше мне заняться нечем. А может, чтобы не чувствовать себя сломленным эсэсовцами. А может…
Он замолчал на пару секунд – время, достаточное для того, чтобы положить на свое место два последних клочка. Теперь уже все листки были восстановлены. Они покрывали собой почти всю поверхность стола.
