– Твои жизненные показатели весело трезвонят, – передал по воксу Каргос. – Дай взглянуть.
– Нужен просто герметизирующий состав, – ответил Кхарн. – Брось. Заживет.
Каргос грохнулся наземь рядом с капитаном, отстегнув шлем и сняв его.
– Арматура-то, а? Я бы предпочел Калт. У них, по крайней мере, было преимущество внезапности, а его почти достаточно, чтобы компенсировать минусы от того, что приходится сражаться вместе с этими ублюдками Несущими Слово.
Неожиданно для себя, Кхарн усмехнулся. Каргос так действовал на братьев. Впрочем, апотекарий еще не закончил.
– Я видел, как ты задушил Ультрадесантника-эвоката цепью от оружия. Это было прекрасно.
Даже сидя, Кхарн отвесил насмешливый театральный поклон.
– Не самый благородный из моих поединков.
– Не могу представить себе ни одного боя за всю историю Двенадцатого Легиона, который можно было бы описать как «благородный».
Кхарн опустил голову, вопреки здравому смыслу надеясь, что непрекращающееся давление в затылке ослабнет хотя бы на несколько минут. Но Гвозди хотели, чтобы он встал. Хотели, чтобы он убивал, иначе они очистят его разум от всех прочих чувств.
– Был один, – произнес он. – Один благородный бой.
– Аа, – ухмыльнулся Каргос, продемонстрировав свои металлические зубы. – Ночь Волка не в счет. Нам обоим известно, что Русс никогда не позволит, чтобы она попала в имперские архивы. Он же не сможет смириться, что в архивах оказалось поражение его драгоценных бойцовых собак, да? Только не от нас. Не от никчемного Легиона с огнем в головах.
Вокруг них кружилась пыль. Кхарн вдохнул ее, ощутив вкус гари на ветру. Запах города, ободранного до костей.
– Что-нибудь слышно про Аргела Тала? – спросил он.
– Ничего. Возможно, это хорошие вести. Возможно, он умер, а не решил нас бросить.
На сей раз Кхарн не рассмеялся. Однако он ощутил себя слегка виноватым из-за улыбки. Гвозди переписывали его чувства, но не могли лишить все веселья. Во всяком случае, пока что. Он сравнительно недолго носил их. Ему доводилось видеть достаточное количество старейших ветеранов вроде Джеддека, которые ничего не ощущали вне резни. Ни улыбок, ни слез, ничего. Мертвый взгляд и монотонное бормотание, пока их не выпускали на врага. Только тогда они могли чувствовать. Только тогда могли переживать гамму эмоций, а не просто таращиться в никуда с лицами, подергивающимися в болезненном раздражении.
– Никчемный Легион, – проговорил Кхарн. – Хотелось бы знать, продолжают ли они так отзываться о нас.
