— В ванной два ведра, — сказала она. — В одном теплая вода, в другом холодная. Можешь оба выливать, я завтра еще наберу. Воду утром дают. И вообще, — добавила она, — жалеть меня не надо. Это я в твоем обществе расслабилась и стала белая и пушистая, а в принципе у меня стальные нервы и ледяное нутро. Так что беспокоиться обо мне незачем.
— Не преувеличивай, — усмехнулся Матвей. — Глаза у тебя, и правда, довольно… ледовитые, но насчет стального, или какого там, нутра — это ты не подумав сказала. В местных условиях, кроме нутра, нужна элементарная физическая сила, а ее у тебя нет. Ладно, пойду мыться. — Он поднялся с дивана. — Что толку в таких разговорах? Свои мозги в чужую голову не вставишь.
— Вот и нечего время на этом терять. Полотенце на крючке, — в спину ему сказала Лола. — Твое — которое белое.
— И пушистое, — хмыкнул Матвей.
Пока он, пофыркивая, плескался в ванной, Лола убрала с кровати свою постель и постелила чистую, хрустящую крахмалом. Мама всегда подсинивала и крахмалила постельное белье — говорила, что без этого оно как будто и не стирано. Лола такими изысками не занималась, но мама ведь умерла всего год назад, и накрахмаленное ею белье еще было свежим.
Она зажгла настольную лампу у широкой, с блестящими никелированными шишечками кровати, потом, прикрыв за собою дверь спальни, вышла в переднюю комнату и села за стол в ожидании Матвея.
— Я окно пока не открывала, — сказала она, когда он показался в дверях; пятна воды темнели на его гимнастерке. — Может, ты еще почитать перед сном захочешь — мошки на свет налетят. Потом, когда лампу выключишь, откроешь.
— Ладно, — кивнул он. — А…
— А со стола я сама уберу. Ты же в Азии, — напомнила Лола. — Здесь свои порядки. Вот вернешься в Москву, будешь жить по своим.
— Мысли читаешь! — Он удивленно покрутил головой. — А также и стремления.
— Бывает иногда, — кивнула она. — Но вообще-то стремление помочь несчастной женщине написано у тебя на лбу такими крупными буквами, что слепой бы не прочитал. Во сколько тебя разбудить?
— В пять. Только будить меня не надо, я сам проснусь. Спокойной ночи, ясновидящая, — улыбнулся Матвей.
Он взял с полки первый том Толстого и скрылся в спальне, а Лола принялась составлять в стопку тарелки и пиалы. Но тут из спальни раздался такой возглас, что она бросила свое занятие и распахнула дверь.
«Может, я окно случайно открыла и кто-нибудь в комнату влетел?» — глупо мелькнуло у нее в голове.
— Ты что? — спросила Лола, заглядывая в спальню. — Здесь мышь? В смысле, летучая, — объяснила она. — Бывает, что они на свет залетают.
