— А если все затянется?
— Ну, такому не бывать. Управлюсь быстро. У меня опыт большой. Недаром же бросили сюда. Не к теще на блины.
— Не знаю…
— Ну, думай до утра. Надумаешь — в отряд зачислим.
— Может, и надумаю. Ведь во мне бунтарский дух сидит, — рассмеялась девушка.
— Что за бунтарский дух?
— Это с детства мне так говорили. Мол, много кровей в тебе смешалось: и остяцкая, и казацкая, и питерско-разночинная, вот и несет тебя вечно туда, куда, может, и не следовало бы…
Они оба помолчали. Потом Чухновский поинтересовался:
— Может, тебя бойцы пугают? Все же одни мужики…
Она дернула плечом, взглянула на него сверху вниз, со смехом ответила вопросом на вопрос:
— С таким-то командиром?!
Он тоже усмехнулся в усы: вот девка-то — нигде не пропадет!
На другой день Машу Оболкину зачислили в отряд красных, и она засобиралась в поход на неведомое правобережье Оби, захваченное восставшими остяками.
Аэроплан, заполняя гулом все небо, стал описывать круг, как бы накидывая на упряжку огромную петлю.
Матерь Детей остановила оленей посреди кочкастого болотца с редкими сосенка-ми. Укрыться все равно негде — поблизости нет ни леса, ни бугорка. Она всем существом почувствовала, что сейчас это крылатое чудовище-хищник начнет затягивать петлю, чтобы удавить ее вместе с детьми. Она знала, что аэропланы в хорошую погоду охотятся за каждым человеком. А сегодня день что надо. Все как на ладони видно. Но у нее блеснула надежда. Надежда на спасение. И она быстро завязала вожжу на первый копыл нарты.
Роман тут же соскочил с сиденья и громким шепотом, словно летун мог услышать, предложил Матери:
— Давай стрельнем!.. Стрельнем, что ль?!
— Нет-нет! — закричала Мать. — Не показывай ружье!
У нее была надежда на другое. И она скороговоркой скомандовала:
— Анна! Мария! Слезайте с нарты! Выходите на дорогу!
Девочки поспешно спрыгнули со своих мест. Матерь Детей, командуя, одновременно разъясняла свои действия:
— Становитесь на дорогу! Назад идите, подальше от нарты. Пусть крылатая машина нас хорошо видит! Пусть видит, что мы не воины. В руках у нас нет ружей. Мы с красными не воюем. Мы красных русских не убивали. Пусть видит, что тут дети и женщины! Мы к себе домой едем. Мы никого не трогаем…
На нарте, внутри меховой полости, в люльке спал самый младший, Савва. Мать хотела взять его на руки, чтобы крылатая машина все видела. Вот, мол, самый младшенький, он еще не ходит, на руках его носим. Не станешь ведь с ним воевать, хоть ты и красная крылатая машина!.. Но Мать не успела вовремя взять Савву на руки. А суетиться было нельзя. Это она чувствовала всем нутром. Аэроплан может подумать, что она из полости нарты вытаскивает ружье и патроны. Нет, надо твердо и уверенно стоять перед красной машиной. Не нужно показывать, что мы боимся красных, что мы виноваты перед ними. Так Савва один остался на нарте.
