Манана ворвалась в фойе. Белый плащ развевался. В руке, естественно, тяжелая сумка.
Мы вошли в прокуренный кабинет. Манана бросила сумку в угол дивана и распахнула окно. Потом сама бросилась на диван и облегченно вздохнула.
— Фу! Сигареты есть? Опять не успела купить. — Она взяла из пачки сигарету. — Я ваша должница. Граблю вас все время.
— Бросьте, Манана. Это я ваш должник. Из-за меня приходите в театр даже в свой выходной.
— У меня не бывает выходных, когда я работаю с автором. Слушайте, я давно хотела вас спросить, да все никак не решалась. На что вы живете? Мы достаточно подружились за эти месяцы, и я, надеюсь, имею право на подобный вопрос.
— Конечно, Манана. У меня были кое-какие сбережения, а сейчас внештатно работаю в газете.
— Черт знает что! Так можно и с голоду помереть! Вам надо устроиться в штат.
— Нет, это будет мешать мне.
— Ну-ну! Давайте работать.
— Как работать? Я все сделал. Пьеса готова.
— У меня возникла отличная идея. — И Манана предложила переделать начало пьесы. Мы долго спорили, и она сказала: — Вы становитесь истинным драматургом. Все написанное вами уже считаете неоспоримым и гениальным. Попробуйте сделать то, что я предлагаю. Это отнимет у вас не так уж много времени. Уверяю, драматургический ряд в пьесе выстроится лучше.
— Ладно, — сказал я, проклиная тот день и час, когда сел писать пьесу. В июле театр уезжал на гастроли, а над пьесой еще надо было работать. Работа меня не пугала. Я мог работать, оставляя на сон не более пяти часов в сутки. В двадцать семь лет, если у человека есть цель и он хочет завоевать мир, сон становится помехой.
— Но до гастролей Тариэл прочтет пьесу? Или опять неопределенность на неопределенное время?
— Перестаньте ныть! Я заставлю Тариэла прочитать пьесу. Ваш вопрос будет решен до гастролей, — сказала Манана.
Выйдя из театра, я позвонил Гураму. Дежурная сестра сказала:
— Доктор занят, товарищ.
Это означало, что Гурам на операции.
Гурам Антадзе считал, что в левой и правой половине коры головного мозга живут два совершенно разных «человека». В левом полушарии — главный из них, склонный к анализу и умеющий говорить, в правом — артистичный, мыслящий символами, образами, но безмолвный. Как утверждал Гурам, это не означает, что наше ощущение единства личности иллюзорно. Два полушария мозга сливаются в единую психическую структуру нашего «я». Когда Эйнштейна спросили, каков путь его открытий, он ответил: «Вначале приходит мысль, позднее я выражаю ее в словах».
