Багира снова молча кивнула и вышла из кабинета.
Она родилась где-то на границе Сомали и Эфиопии. Местные женщины отличаются редкой, необычной для негритянок красотой. Мать ее работала в итальянском госпитале, отцом был белый, которого она никогда не видела.
Мать погибла, когда на госпиталь напали сомалийские бандиты. Багира убежала и долго скиталась, пока не очутилась в небольшой деревне. Приютившая ее женщина оказалась доброй и набожной мусульманкой. Но когда она узнала, что девочка не обрезана в соответствии с правилами, то с негодованием потребовала немедленно провести операцию. Этого же требовал и мулла.
Когда Багиру притащили в грязную палатку, чтобы провести варварский и поистине садистский обряд клитеротомии, она успела захватить с собой последнюю память о матери и ставшем ей родным домом госпитале – большой скальпель. Этим скальпелем она для начала прошлась по рукам тех, кто ее держал, а потом всадила его в живот мулле. И убежала.
Она снова долго скиталась. В основном ее пристанищами были лагеря бежнцев, брошенные хижины и придорожные заросли. Питалась чем попало. Так она прошла всю Африку с севера на юг. И везде видела одно и то же – разруху и руины былой цивилизации. В Сомали это были развалины городов, построенных итальянцами, в Мозамбике – португальцами. В меньшей степени это касалось Кении и Танзании, но даже в развитой ЮАР ощущались увядание и наступление упадка.
Багира ненавидела черных за их лень, дикость и бессмысленную жестокость. Белых она также ненавидела, поскольку не могла им простить ни того, что они бесцеремонно вмешались в жизнь африканских народов, ни того, что столь же бесцеремонно бросили их.
Но больше всего она ненавидела арабов и их религию. Причиной тому было то, что именно они помогли ей подняться из грязи, в которой она тогда пребывала, и сделали из нее то, чем она стала сейчас. Машину смерти.
И сейчас, закрыв за собой дверь кабинета, она не смогла сдержать злорадной улыбки. Впрочем, уже через секунду ее лицо снова приняло холодное невозмутимое выражение. Она извлекла из кобуры на поясе огромный хромированный пистолет – это был израильский «Дезерт Игл», взвела затвор и направилась в ту сторону, откуда доносился шум боя.
* * *
Поручик перевел дыхание. Второй натиск духов оказался еще сильнее, чем первый. Третий же вообще превзошел по ярости оба предыдущие. Пришлось пустить в ход гранаты, рискуя обрушить свод и стены.
Видимо, в этот отчаянный бросок духи вложили все силы. И сломались. Убитые устилали пол тоннеля, оставшиеся в живых побросали оружие и сложили руки на затылке. Тут Поручик растерялся, чего с ним не случалось в бою. Он понятия не имел, что делать с пленными. К тому же не было гарантии, что все сдавшиеся безоружны. Вдвоем с Птенчиком он никак не мог контролировать всех пленных.
