Наша церемония сложилась на самых первых этапах существования «Ипотеха», в начале 90-х годов. С тех пор и по сейчас мы продолжали «самоидентифицироваться» именно так. Хотя формально и официально как арендаторы мы сейчас назывались «Химтранзит».
Дело в том, что названий наша фирма за эти годы сменила не меньше, чем я рабочих костюмов или Илья «боевых подруг» – чудеса рассейской налоговой системы заставляли порой переименовываться два, а то и три раза в год. Но образовались мы именно как «Ипотех». Формально это словообразование являлось аббревиатурой типичного бюрократического воляпюка «Инженерно-производственная оптимизация технико-экологических характеристик», а вариантам трактовки наших остроумцев несть числа – от псевдо-фольклорного «И потенье и потеха» до поэтических шедевров а-ля Саша Приванов – «Извлечение пользы из тени этой хренотени». Были, конечно, и непечатные расшифровки…
Все остальные названия-полугодовки забывались быстро. «Химбико», например. Стандартная аббревиатура: «Компания химического бизнеса». А бывали среди них и презабавные – например, «Милфорд сервисес эксклюзив» (это в период расцвета офф-шоров). Помню, какая морока была в заводской бухгалтерии Нижневолглого Верхнепиндюшанска с оформлением договора на утилизацию производственных отходов. Мы освобождали их от мороки с местным «Госприроднадзором», забирая ядовитый шлам, которым они до тех пор много лет отравляли Волглу, но на нас смотрели как на «врагов народа», продавших «Матушку-Рассею» и подозревали в связях не только с Туманным Альбионом, но и – не к ночи будь помянут! – самим Телль-Анивом.
Или, помнится, было такое ЗАО «ДЭМИ». Кто такой этот Дэми, я и сам не знаю до сих пор, но отчетливо стоит в памяти картина, как на каком-то техсовете в Казани Илья Стефанович бодро расшифровывал «эту аббревиатуру» собравшимся в кабинете Главного технолога начальникам цехов как «Добротно-экологические маслорастворимые ингредиенты»!
И от этой чехарды официальных названий порой «ехала крыша» у нас самих.
Мы сами запутались в собственных именах, и забавно видеть порой, как Илья или Татьяна (Бурый – никогда. У него отличная память на такие вещи) зажимают микрофон телефонной трубки ладошкой с ярко пульсирующей от волнения сеткой пальцевых сосудов, и почти истошно кричат по направлению к углу, где стоит стол Елены Никоновны, хранящей тексты всех наших договоров: «Лена!!! Кто мы сейчас в Каппелевце?!». И испуганная энергией этого вопля Елена Никоновна, у которой в обычных обстоятельствах (даже при неожиданном Митином звонке из банка!) ответ на такой вопрос «отлетает от зубов», лихорадочно листает пухлую папку переписки с Каппелевцем в поисках нужного договора…
