Кармайкл поправляет очки, губы его стиснуты до узкой полосочки.
— Считай, что список готов, Барбара.
Он уже набирает федеральный номер, когда она идёт к дверям. Код Нью-Йорка… телефон ООН.
Потом он будет звонить в посольство КНР, делать ей визу и разрешение на перемещение по стране. Следом закажет билеты на самолёт. Он умеет всё организовывать. Ей уже можно собирать чемоданы. Она ушла из его кабинета, кофеин, никотин, алкоголь… напоминают о ней. Эти вещи не интересуют Кармайкла; он из тех, кто давно и навсегда выбрал минералку и салат. Вот она несётся между штатами, в потоке утробного рычания запертого в велюровом салоне буйства скорости. Выбивает на руле неизвестный ритм… это азбукой Морзе проносятся вопросы, которые она не хочет слышать, и не может ответить… Не хочет отвечать.
…Я всегда поступаю правильно…
Правильно… для кого?
Через два дня она будет в КНР. Виза… кровавая, истекающая красными чернилами язва в самом сердце паспорта. Неофициальный визит. Частная поездка. Самая частная из всех её поездок, ради того единственного в жизни, что никак не связано с грязью и секретными переговорами. Не запятнано помоями стремительных политических карьер и копания в грязном белье. Семья. Кровь. Её сын… Бобби. Лишь он принадлежит ей и только ей. Только сейчас она понимает, что её стремления и карьера украли у неё сына. Что он всегда был на втором месте после работы. Второй, всегда на заднем плане. Теперь он далеко, но теперь он важнее всего. У её сына наконец появилась мать. Вот теперь она поступает правильно.
АЭРОПОРТ ХУНЦЯО, ШАНХАЙ. КИТАЙСКАЯ НАРОДНАЯ РЕСПУБЛИКА.
Ей казалось, что в Китае по прилёту кругом будут сплошь ровные очереди и море выгоревших серо-голубых френчей. А вот и нет. В Хунцяо бурлит жизнь не хуже, чем в субботнем Кеннеди снежной зимой. Терминал выплёскивает волну за волной — море лиц, похожих, словно они сошли с одного конвейера. Высокие скулы, суженные глаза. Она вдруг кажется себе слишком высокой. Слишком светловолосой. Слишком женственной. Как она сражается с чемоданами. Одёргивает слишком короткую юбку, опускает её пониже. Повыше застёгивает блузку. Ноги, волосы, грудь, кожа… прямо как у Монро в «Некоторые любят погорячее». Ленивые мазки взглядов. Изучающий прищур. Все, все без исключения пялятся на нее. Нью-Йорк, Даллас… она всегда чувствовала свою притягательность. Но здесь ей кажется, что их взгляды прямо-таки иголками вонзаются в нее. Терминал кончается. Впереди расстилаются ряды агрессивно навязчивых таксистов. Жирные, злобные мухи в поисках своего куска пирога. Она встаёт в очередь, идёт вперёд под аккомпанемент хлопков ладоней. Вонь горючего, запах старости и скорого дождя щедрым потоком разливаются в воздухе. Сначала чемоданы, потом себя — волоком внутрь такси.
