не выплакал в теплой тиши,
ты чистому небу покайся
и пылью дорожной дыши.
Судить о любви и о долге
превратно умеет среда.
Любовь иногда не надолго,
но долг по любви — навсегда.
Из множества искренних мнений
единственно правильно то,
которое в муках сомнений
не выскажет прямо никто.
Спешить, возвышаться, вписаться —
глаголы успеха и лжи.
Терпенье не стоит оваций,
но стоит терпения жизнь.
Взлети хоть в великие выси,
хоть ляг на спокойное дно —
все счастье в единственной мысли,
что нам достижимо оно.
1964
2.
Постигаю я терпение, мой друг,
чистоте пытаюсь слово научить,
все, что кажется нам темным поутру,
высветляют предзакатные лучи.
Если мысли не уместятся в тетрадь,
этих птиц в неволе памяти держи. . .
Это страшно — опыт сердца рифмовать,
видишь, я еще не умер, но не жив.
Ну а если нет ни счастья, ни судьбы,
ну а если непонятно все кругом,
ты начни опять с мечты и ворожбы,
не грози пустому небу кулаком
и уверуй. Вера каждому дана,
будет радость, если множить грусть на грусть...
Пусть же люди, снисходящие до нас,
полагают, что нас знают наизусть.
Есть на каждую беду страшней беда —
к утешениям себя ты не неволь,
мы и счастливы бываем, если боль
покидает пас на время иногда.
Все не наше — ни начала, ни концы,
наша жизнь, она и есть та соль земли,
а счастливыми бывают мудрецы,
что свой путь через несчастия прошли.
1976
Кто сказал, что в Ленинграде
нет копченой колбасы?
Я с одним поспорил дядей -
дядя съел свои усы.
Мы однажды возле Мойки
деревянный жгли костер...
Этот дядя (слишком бойкий)
все бушпритом пер на спор.
Я сказал ему - Не надо!
Спорим лучше на усы.
Я вам нынче в Ленинграде
дам копченой колбасы.
Вы за это мне в награду
съешьте рыжие усы.
Хохотал он до упаду,
чуть не лопнули трусы.
Тут достал из-под скамейки
я вареной полкило...
Дядя сплюнул в телогрейку,
но ему не помогло.
На костре я ту колбаску
прокоптил, надев на лом...
Не рассказывайте сказки
о снабженьи бытовом!
Я нарезал на кружочки
шмат копченой колбасы.
-Ешьте, дяденька дружочек,
не запачкайте усы!
А потом он, как и надо,
кушал рыжие усы.
Хохотал я до упаду,
чуть не лопнули трусы.
А в обкомовской столовке
в это время поутру
паханы и шалашовки
жрали черную икру.
1976
