Он пробуждался от кошмара. Стиснутая лодыжка по-прежнему болела, а в гостиничном номере было по-прежнему темно, лишь утреннее солнце виднелось меж занавесок. А может, и не солнце, — может, лампа рядом с кроватью, хотя он ее не включал. Он потянулся к ней, но выключить не смог: то ли рука прошла сквозь лампу, то ли лампа стояла дальше, чем ему казалось.
И вдруг он окончательно проснулся.
Фонарь висел за железными прутьями, а сами прутья были вделаны в бетон на полу и в своде пещеры. Пещера была маленькой, пол усыпан песком. Рядом с решеткой — с его стороны — стояли два ведра, а сам он лежал на соломенной подстилке. На нем были рубашка, брюки и носки, а боль в лодыжке причиняла цепь фута в четыре длиной, которой он был прикован к ввинченному в стену крюку.
Паоло Бенини свернулся калачиком и заплакал.
* * *
Цепочка пассажиров тянулась мимо таможенников к рядам друзей, родных и шоферов, держащих перед собой листы бумаги с именами тех, кого они приехали встречать.
Добро пожаловать в Милан, подумал Хазлам, добро пожаловать в любой аэропорт любого города в любой части света. Внутри тот же шум и суета, та же прохлада — спасибо кондиционерам. А снаружи, конечно, разные запахи, разной силы жара или мороз, разные уровни богатства и нищеты. И разные причины, которые тебя сюда привели.
Сантори ждал у буфетной стойки.
Рикардо Сантори был представителем компании в этой части страны. Впрочем, он посвящал проблемам киднеппинга далеко не все свое время — кроме этого, у него была юридическая практика, и довольно доходная. Ему уже перевалило за сорок; на нем был деловой костюм и немного чересчур цветастый галстук. Хазлама он заметил сразу же, едва тот миновал таможенный контроль.
Сантори был хорош: великолепные источники информации и отличные связи, но благодаря этому его знали не только те, кто жил в страхе перед похищением, но и полицейские, чьим профилем был киднеппинг. Поэтому, а также из опасения, что за ним могли следить, Сантори не подошел к Хазламу; вместо этого он повернулся, чуть помедлил, давая Хазламу возможность проверить, нет ли за ним хвоста, и вышел из здания аэропорта. Только на автомобильной стоянке, в относительной безопасности, они пожали друг другу руки.
— Спасибо, что появились так быстро, — Сантори говорил по-английски хорошо, с еле заметным акцентом. — Я снял вам номер в «Марино». — Эта гостиница была в боковой улочке рядом с Центральным вокзалом; Хазламу уже приходилось останавливаться там прежде. Сантори вручил ему пейджер и папку с документами по делу, вывел «порше» со стоянки и свернул на автостраду.
