— Как Мэри, домашние? — спросил Донахью.
— В порядке. А Кэт с девочками?
— Тоже.
Двадцать пять лет назад они вместе учились в Гарварде, жили в одной комнате и потели на футбольных тренировках. Четверть века, плюс-минус несколько месяцев, минули после того долгого хмурого дня, когда разыгрывался Йельский кубок. После одной из ежегодных встреч футбольных команд Гарвардского и Йельского университетов, «Алых» и «Нью-Хейвенцев». Это был последний матч последнего года учебы. «Нью-Хейвенцы» выигрывали, Бретлоу был ведущим игроком, а Донахью — принимающим, и весь мир затаил дыхание.
Чуть больше двадцати лет после призыва, когда они оба отправились воевать во Вьетнам — Бретлоу в разведке, а Донахью во флоте. Четырнадцатью месяцами меньше — с того дня, как Бретлоу узнал о ранении Донахью и сделал все возможное, прошел все инстанции от писаря до четырехзвездного генерала,[7] чтобы отправить его домой с первым же самолетом, найти ему лучшего врача и место в лучшей больнице города.
Чуть меньше двадцати лет после того, как они были шаферами друг у друга на свадьбах, а два года спустя — крестными отцами первенцев, появившихся в обеих семьях.
— Надо бы выбраться куда-нибудь вместе. Устроить пикник.
— Давай.
На их лбах бусинками выступил пот.
— Как сегодня прошло в комитете?
— Нормально.
— И все же?
— У нас по-прежнему есть враги, Джек. Другие могут и забыть об этом, но мы не должны.
Пот стекал по их телам крошечными ручейками.
— Надеюсь, ты сейчас чист, Том.
Потому что если я вступлю в борьбу за кандидатуру от партии, мне понадобится помощь отовсюду. И если я попаду в Белый дом и у тебя не будет от меня секретов, ты возглавишь все Разведуправление.
— Ты меня знаешь, Джек.
* * *
Потомак серебрился под вечерним солнцем. Они вшестером сидели на верхней палубе приспособленного для жилья катера Митчелла, прихлебывали пиво «роллинг-рок» и закусывали бифштексами, а также крабами и омарами, купленными Митчем на рыбном рынке в дальнем конце пристани.
Никто из остальных гостей не работал в службах безопасности: двое были актерами, один — юристом, а один — дизайнером садов и парков, хотя все жили на катерах. Конечно, все они знали о военном прошлом Митчелла, все посмеивались над тем, что его перевернутая каска служит теперь цветочным горшком, а кокарда морской пехоты заняла место рядом с семенными фотографиями, но мало кто замечал над основной эмблемой маску для подводного плавания и парашютные «крылышки» и мало кто интересовался, что это значит. Хазлам, конечно, был исключением — но ему и спрашивать было не надо, поскольку после Вьетнама отдельные ребята из военной разведки служили в родезийском батальоне СВДС, а спустя годы он встречал кое-кого из них, когда они бывали проездом в Лондоне.
