— Вооруженный разбой, бандитизм, хищение государственной собственности в особо крупных размерах, убийство, — усмехаясь, пояснил майор. — Черт подери, кто его только из лагеря выпустил?
— Назначен мною командиром роты. В бою вел себя геройски, — стоял на своем Твердохлебов. — Поднял роту в атаку. Когда на минном поле люди стали подрываться…
— Много подорвалось-то? — спросил Телятников.
— Больше сотни. Люди легли, и я не мог поднять их в атаку. Глымов поднял и первым шел по минному полю.
— И не подорвался? — недоверчиво спросил Лыков.
— Живой, — ухмыльнулся Твердохлебов.
— Вот судьба-индейка! — улыбнулся Телятников.
— Н-да-а, судьба… — протянул генерал Лыков, и карандаш решительно вычеркнул фамилию Глымова из списка. — Такому человека убить, что раз плюнуть. И ты это должен знать, Твердохлебов. Такие не перевоспитываются. Дай ему волю — опять грабить и убивать пойдет. Кто там у нас следующий? Кожушанный Сергей Остапович… Статья сто восемьдесят первая, сто девяносто третья и девяносто вторая…
— Та же песня, — сказал майор Харченко. — Разбой, бандитизм, убийство…
— Ну что ж… — Рука Лыкова уверенно вычеркнула фамилию Кожушанного. — Та-ак… Муранов Виктор Анд-реич, статья пятьдесят восьмая.
— До ареста в тридцать седьмом был членом парткома Харьковского тракторного завода, — снова начал Твердохлебов.
— Хватит, заранее знаю, что ты скажешь, — прервал его генерал. — Ладно, отправим в штаб Рокоссовского — пусть они выносят окончательное решение.
— Окончательное решение будет выносить коллегия НКВД, — вставил майор Харченко.
— Воробьев, Иконников… Бартенев… Бредихин… Бергман… Какой Бергман? — поднял Лыков глаза на Твердохлебова.
— Не знаете, кто такой Бергман, товарищ генерал? — весело спросил майор Харченко. — Еврей!
И все засмеялись. Твердохлебов, насупившись, молчал.
— Ладно, уважим Бергмана, — отсмеявшись, сказал Лыков.
— Бергман убит, — сказал Твердохлебов. — Погиб в рукопашной в немецких окопах. Дрался геройски…
— Ну тебя к чертям, Василь Степаныч, зачем мертвых-то в список включать?
— Чтобы посмертно реабилитировали.
— Да ему теперь до фонаря, реабилитируют его или нет, — поморщился майор Харченко.
— Ему — да, а его родственникам — нет. Дочь у него взрослая… жена… мать с отцом — старики. Они ведь даже карточек продовольственных не получают.
— Ладно, будем ходатайствовать о посмертной реабилитации, — кивнул Лыков.
— Много у тебя этих Бергманов в списке? — усмехаясь, спросил майор Харченко.
