Возьмем такую ситуацию: растет в семье единственный ребенок. Все лакомства, все игрушки, все внимание взрослых являются его «эксклюзивными» привилегиями. Но вот у него появляется младший братик… Теперь все блага приходится делить на двоих. Естественно, такая ситуация может здорово выбить первенца из колеи. Ведь мама и папа, внимание которых ранее безраздельно уделялось ему, единственному, вдруг начинают оживленно хлопотать вокруг «новичка». «Ах, ему отдали половину моей шоколадки. Да еще заставляют делиться моими игрушками с этим сопляком», – шепчет злой дух обиды. В итоге возникает естественное стремление взять и, например, отодрать за уши «счастливого соперника». Но, «реализуя» это желание, юный борец за свои права навлекает на себя такую бурю родительского гнева, что раз и навсегда «зарубает себе на носу»: быть обидчивым – плохо, быть злым – гадко, быть жадным – мерзко. В общем, испытывать эти чувства попросту недопустимо (Бобровский и др., 2006).
Вот так и формируется личность вроде бы невообразимо добрая, щедрая и покладистая. Но загвоздка в том, что «опальные» эмоции, будучи в определенных ситуациях свойственными природе человеческой, не исчезают, а попросту не осознаются их «хозяином». Допустим, наплевали человеку в душу, а он: «Ну и ладно, я не обидчивый», оскорбили безнаказанно, а он: «Что поделаешь, если я такой добрый», обобрали, а он: «Ну и дай-то им бог, ведь я же не жадный». Но ни обиды, ни оскорбления не проходят бесследно: они исправно вызывают эмоции, вот только человек, вместо того чтобы осознать их и пережить тем или иным образом, попросту говорит себе: «Стоп!» Это правило может распространиться на все эмоции вообще: формируется тотальный запрет на чувства, такое «истинно арийское» бесстрастие. Вот вам, собственно, и алекситимия, которую можно трактовать как неразвитость эмоциональной сферы.
А ведь, согласитесь, что плохих и хороших эмоций, если, конечно, их применять с умом и в меру, не бывает. Ту же злость можно и нужно осознать в себе, чтобы иметь возможность управлять ею, а результаты успешно трансформировать в здоровую агрессию – отличное средство самозащиты и мощный двигатель личного прогресса. Но наш алекситимик лишен такой благодатной возможности, а жаль. После изрядной порции невзгод, которые более эмоциональный человек просто оплакал бы и забыл, алекситимик, как правило, появляется на пороге врачебного кабинета, бормоча нечто невразумительное, типа: «Доктор, у меня „это“. Вместо боли душевной он испытывает боль физическую, но даже и ее не вполне способен выразить словами: неразвитость чувств приводит к бедности и в фантазии, и в речи.
