— И назначить вас его редактором.
— Да, верно, — спокойно произнес де Марешаль. — Естественно, я благодарен ему за это. Он же, в свою очередь, благодарен мне за квалифицированные советы относительно лучших сортов вина. Строго между нами, когда мы впервые встретились, на него было просто грустно смотреть. Человек, не имевший каких-либо слабостей или пристрастий, неспособный наслаждаться литературой, музыкой, вообще искусством. Требовалось заполнить чем-то пустоту в его жизни. И я решил проблему в тот день, когда посоветовал ему развивать прирожденное умение определять на вкус лучшие вина. С тех пор поиски самых благородных сортов стали для него настоящим путешествием в страну чудес. Сейчас, как я уже говорил, он стал фанатичным ценителем. Он сразу поймет, что ваша бутылка «Нюи Сент-Оэна» по сравнению с другими винами — то же, что «Мона Лиза» рядом с картинами заурядных живописцев. Понимаете, что это значит для вас как для делового человека? С ним трудно торговаться, но в конце-концов он заплатит две тысячи франков. Поверьте мне на слово.
Я покачал головой.
— Могу только повторить, мсье де Марешаль — вино не продается. Ни за какие деньги.
— А я настаиваю на том, чтобы вы его оценили.
Это было уже слишком.
— Хорошо, — сказал я. — Тогда бутылка стоит сто тысяч франков. И никаких гарантий, что вино еще не погибло. Ровно сто тысяч.
— Ах так, — злобно процедил де Марешаль. — Значит, вы действительно не хотите ее продать. Но вести себя, как собака на сене…
Внезапно он застыл. Лицо его исказилось, руки судорожно сжали грудь. Еще секунду назад он казался багровым от гнева, теперь же кровь отлила от щек и они приобрели мертвенный оттенок. Плечи обвисли.
— Сердце, — с трудом выдохнул он. — Ничего страшного. У меня есть таблетки…
Пилюля, которую он сунул под язык — наверняка нитроглицерин. Я однажды видел такой же приступ у моего покойного компаньона.
— Я вызову врача, — сказал я. Но когда направился к телефону, де Марешаль протестующим жестом остановил меня.
— Нет, нет, не беспокойтесь. Я привык. Это у меня уже давно.
И действительно, он уже выглядел лучше.
— Если у вас это давно, вы должны быть осторожнее, — сказал я ему. — Сердечник не может позволять себе настолько поддаваться эмоциям.
— Неужели так заметно? А что бы почувствовали вы, друг мой, если бы прямо перед глазами неожиданно возникло вино, ставшее легендой, а потом оказалось, что оно так же недоступно, как если бы не существовало вообще? Но простите меня. Вы имеете полное право не продавать свой товар, если не хотите.
