Коннор открыл было рот, чтобы категорически возразить, но понял, что Алекса снова права. Скрипнув зубами, он сделал знак, чтобы она приступала к работе.
Когда Алекса склонилась над ним и начала развязывать завязки на его ночной рубашке, Коннор не мог не отметить, что прогулка на свежем воздухе несколько оживила ее лицо. Голубизна глаз больше не казалась блеклой, а соленый воздух вернул сияние шелковистой коже. Он заметил, что она вытащила из волос все заколки и перевязала их простой лентой. Во влажном воздухе они сильнее вились, и упавшая ей на спину шелковая копна источала соблазнительный запах.
— Поднимите руки, сэр, — пробормотала Алекса и, когда он выполнил указание, стянула с него ночную рубашку, обнажив руки и грудь. — А теперь повернитесь направо.
Проклятие. Он чувствовал себя лошадью на аукционе, которую осматривают и ощупывают, выискивая малейшие несовершенства. Лежа почти обнаженным — только смятая простыня была обернута вокруг его бедер, — Коннор чувствовал себя чертовски уязвимым. Лишенным гордости.
Алекса сняла бинты и начала внимательно осматривать рану.
— Никаких признаков инфекции, — объявила она и принялась накладывать мазь, которой ее снабдил врач Камерона. — Лихорадки тоже нет. Как вы себя чувствуете, сэр?
«Слабым, как новорожденный котенок. Раздражительным, как загнанный в угол волк». И еще он сильно злился на Алексу за то, что она стала свидетельницей его состояния. Он не привык чувствовать себя немощным и неуверенным в спальне.
Нисколько не смущенная его угрюмым молчанием, Алекса методично нанесла мазь.
— А теперь наклонитесь вперед, чтобы мне было удобнее бинтовать.
Ее голос не выдавал никаких эмоций. Она могла с таким же успехом говорить о приготовлении обеда или ремонте изгороди.
Если уж ему приходится страдать от неловкости, пусть она испытает то же самое!
Коннор обхватил ее руками и потянул к себе.
Застигнутая врасплох, Алекса неловко повалилась на него, и оба оказались в постели — она сверху.
Ее кожа была нежной, как созревший на солнце персик, тем более по сравнению с его щетинистым подбородком.
— Сэр, что вы делаете? — воскликнула Алекса.
Ее губы возмущенно двигались совсем рядом с его губами.
Черт, ее рот был чувственным и соблазнительным.
Коннор собирался ее поцеловать, но не так жадно.
Хотя в его руках не было обычной силы, он уверенно обхватил ее лицо ладонями и накрыл ее губы своими.
Язык сразу же проник внутрь, и Коннор почувствовал вкус морской соли, дикого вереска и еще чего-то неуловимого.
