Алекса замолчала и опустила глаза на бумаги и бухгалтерские книги, разложенные на столе. В ее голосе не было ни горечи, ни чувства жалости к себе — только холодная ирония.
Коннор определенно не ожидал, что молодая аристократка столкнулась с суровой реальностью подкрадывающейся нищеты. Изрядно удивленный, он постарался скрыть смущение.
Черт. Но он не может позволить себе симпатию к этой девочке. И никаких эмоций.
Немного перестроившись, Коннор решил атаковать с другой стороны.
— Взгляните и поймите сами, вам здесь нечего делать.
Он повел вокруг рукой, предлагая Алексе обратить внимание на обшарпанные столы, стулья с жесткой спинкой, сдвинутые в угол, пустые бутылки, разбросанные по протертому до дыр ковру, грязные оштукатуренные стены, покрытые жирной копотью от дешевых свечей.
— Вряд ли благородной молодой леди следует здесь находиться.
Широкий жест Коннора оказался более впечатляющим, чем ему хотелось бы.
За его столом на пустом ящике из-под рома была поставлена статуэтка фаллоса, анатомически безупречная во всех деталях, кроме одной: она имела высоту больше трех футов. На фоне грязной стены белизна его гладкой мраморной поверхности казалась особенно вызывающей.
В какой-то момент, произнося свою возвышенную тираду, Коннор обнаружил, что его рука указывает именно на этот… предмет обстановки.
Черт! Черт! Черт!
Коннор поспешно схватил свой сюртук, висевший на спинке стула, и швырнул на мраморное изваяние.
Обернувшись, он увидел, что Алекса опустила голову так низко, что была видна только покрытая мелкими кудряшками макушка. Ее плечи дрожали от сдавленных рыданий.
Пропади все пропадом! В следующий раз, когда ему надо будет довести невинную молодую леди до истерики, он не станет тратить время на пустопорожние разговоры, а сразу предъявит ей негабаритный мраморный пенис.
Хорошо, что не собственный. Впрочем, такое положение продлится недолго. Себастьян быстро оторвет ему этот жизненно важный орган. А с ним и яйца, если когда-нибудь узнает, что здесь произошло.
— Примите мои извинения, леди Алекса.
Неуверенно кашлянув, Коннор достал из кармана жилета носовой платок — абсолютно чистый! — и протянул ей.
— Я намеренно вел себя неучтиво, но, поверьте, вовсе не хотел вас оскорбить.
Рыдания стали громче.
Обеспокоившись, что она может лишиться чувств, Коннор встал.
— Может, принести вам бокал хереса? Уверен, где-нибудь еще наверняка немного осталось…
Алекса наконец подняла голову — глаза красные, щеки мокрые.
