Вдали раздался удар грома. Словно вторя ему, граф выругался. Ему не нужно понимание навязчивой девчонки. Он много трудился, чтобы стать сильным и жестким, замкнутым, язвительным.
Само его существование — не что иное, как грубая шутка.
Как же сумела невинная юная мисс пробиться к такому суровому, ожесточившемуся сердцу?
Коннор молча уставился в темноту за окном. Дождь лил как из ведра. Возможно, так случилось потому, что Алекса — как весенний живительный ливень, солнечное тепло, несущее обещание новой жизни.
Вот только некоторые вещи лучше оставить мертвыми.
Коннор потянулся за новой бутылкой и налил себе еще бренди.
Каминные часы показали полночь. Отложив карандаш и бумагу, Алекса захлопнула книгу. Она сделала несколько беспорядочных записей, но ни ум, ни сердце в работе не участвовали. Словно неразборчивые каракули, ее мысли слишком перепутались, чтобы быть понятными. Возможно, утро вечера мудренее.
Конечно, а свиньи начнут летать в небесах.
Обычно Алекса не была циничной. Но сейчас ее настроение было мрачным, словно дождливая ночь, и она была не в силах противостоять хандре.
Она задула все свечи, кроме одной, сгребла угли в камине и направилась к лестнице.
В спальне было холодно. Алекса быстро разделась, натянула ночную рубашку и уже совсем было собралась забраться под одеяло, когда из соседней комнаты донесся звон разбившегося стекла.
— Сэр?
В ответ раздался только вой ветра.
Она заколебалась, не зная, что делать. Мгновением позже послышался глухой удар и громкий треск ломающихся веток. Опасаясь, что упавшее дерево могло пробить окно и ранить Коннора, Алекса бросилась к двери, распахнула ее, шагнула вперед и едва не упала, споткнувшись о ноги Коннора.
Его ступни были голыми, как, впрочем, и почти все тело. На нем был лишь халат из янтарного шелка. Выбор цвета оказался весьма удачным, поскольку на нем не было видно бренди, которым была обильно полита его грудь.
— О, я думала… то есть…
— Убирайтесь к черту, — невнятно пробормотал он.
— Надо собрать стекло, — сказала Алекса, — иначе вы порежете себе ноги.
— Плевать.
Не обращая внимания на недовольное ворчание Волкодава, Алекса аккуратно собрала осколки. И хотя резкость его тона ранила сильнее, чем разбитое стекло, она подошла ближе.
— Не делай этого, — прошептал он.
Она осторожно коснулась его щеки.
— Предупреждаю, Алекса, немедленно убирайтесь, иначе горько пожалеете.
Какое-то время она не шевелилась. Потом ее пальцы двинулись дальше — ко лбу и запутались в волосах графа. Наклонившись, она поцеловала его влажные от бренди губы.
