Как же видит Маркс светлое будущее, в котором будет устранено отчуждение? Вот как: «Упразднение всякого отчуждения, то есть, возвращение человека из религии, семьи, государства и т. д. к своему человеческому, т. е. общественному бытию» [120, с. 117].
Выходит, жить человеку в лоне семьи и государства (страны) — это отчуждение, превращенная форма, а «вернуться» к истинно человеческому бытию — значит сбросить эти оковы. А что значит «вернуться»? Когда раньше человек был таким свободным — без семьи, без религии? Только до грехопадения. Обо всем этом во время перестройки наши философы разумно умалчивали. Видимо, понимали, что даже самые восторженные демократы от них отшатнутся.
Представление Маркса о будущем без отчуждения — это вывернутый наизнанку кальвинистский идеал индивида, который надеется быть причисленным к числу избранных. Вебер пишет: «Общение кальвиниста с его Богом происходило в атмосфере полного духовного одиночества… Каждый, кто хочет ощутить специфическое воздействие этой своеобразной атмосферы, может обратиться к книге Беньяна «Pilgrim's progress» [«Путешествие пилигрима»], получившей едва ли не самое широкое распространение из всех произведений пуританской литературы. В ней описывается, как некий «христианин», осознав, что он находится в «городе, осужденном на гибель», услышал голос, призывающий его немедля совершить паломничество в град небесный. Жена и дети цеплялись за него, но он мчался, зажав уши, не разбирая дороги и восклицая: «Life, eternal life!» [«Жизнь! Вечная жизнь!»]… И только после того, как паломник почувствовал себя в безопасности, у него возникла мысль, что неплохо бы соединиться со своей семьей» [122].
Посмотрим, как понятие «отчуждения» применялось в подрыве легитимности советского строя. Вот уж, действительно, всесильное учение — самые туманные высказывания Маркса можно было трактовать совершенно произвольно, наши демократические гуманитарии и впрямь сумели сломать «механизмы торможения» в интеллектуальной сфере.
А.И. Кравченко даже дефицит представил как превращенную форму (видимо, он считает, что дефицит маскирует изобилие, о котором надо догадываться). Он пишет: «Трудовая деятельность человека, лишенная своей действительной общественной связи, выражаясь словами молодого Маркса, оказывается мукой, а “его собственное творение — чуждой ему силой, его богатство — его бедностью, сущностная связь, соединяющая его с другим человеком, — несущественной связью… его производство — производством его небытия, его власть над предметом оказывается властью предмета над ним”.
