— Сейчас,
мама, мы скоро
закончим, — не
повернув головы,
ответил тот.
Что он имел в
виду — мытье
посуды или
«принципы
помехоустойчивости
кодирования»
— осталось
неясным.
За
чаем инициативу
перехватила
Ольга Васильевна,
и разговор
опять свернул
к «дачным»
темам. Дома ее
фанатичное
увлечение садом
и огородом не
очень-то понимали,
из-за этого над
ней частенько
подтрунивали
и муж и сын, а
тут вдруг Ольга
Васильевна
обнаружила
в лице Андрея
собеседника,
не только
заинтересованного,
но и весьма
компетентного.
Света
не вникала в
суть разговора,
она просто
наблюдала за
матерью, за
поразительной
переменой,
которая с ней
произошла.
Мягкая и тихая
Ольга Васильевна
была чрезвычайно
оживлена, она
словно наполнилась
невесть откуда
взявшейся силой
и энергией, ее
голос звучал
непривычно
уверенно и
громко, а глаза
горели живым
интересом и
азартом. Она
будто разом
помолодела
— это Свету и
удивляло, и
радовало.
В
какой-то момент
Ольга Васильевна
перехватила
изумленный
взгляд дочери
и спохватилась,
смутившись
своего чрезмерного
возбуждения.
Она сразу вспомнила
о своем обещании
— дать дочери
урок кулинарного
мастерства
— и, хотя ей ужасно
хотелось еще
поболтать с
этим занятным
молодым человеком,
быстро свернула
разговор.
— Андрей,
я должна перед
вами извиниться,
— опустила
глаза Ольга
Васильевна,
— но дело в том,
что нам со Светой
нужно кое-что
обсудить. Я
надеюсь, Рома
не даст вам
скучать...
— Ну,
конечно, Ольга
Васильевна!
Делайте что
вам нужно, а уж
мы-то найдем,
чем заняться!
На
кухне от недавнего
оживления
матери не осталось
и следа. Она
хлопотала все
с той же привычной
виноватой и
смущенной
робостью, которая
всегда одолевала
ее в присутствии
дочери. Света
вновь почувствовала
жалость к матери
и раскаянье
в своей былой
черствости
и непримиримости.
Как она была
свободна и
раскована
только что с
Андреем, а с
ней, Светой,
опять прятала
глаза, как будто
свое женское
счастье украла
у собственной
дочери!
«Да
сколько же
можно!..» — в
смятении подумала
Света и вдруг,
повинуясь
внезапному
порыву, полная
жалости и сострадания
к матери, шагнула
к ней, обняла
ее сзади и, закрыв
глаза, крепко
прижалась щекой
к мягкой материнской
щеке. Они замерли
обе, боясь спугнуть
это неожиданное
и долгожданное
единение, эту
волнующую
душевную близость.
Помолчав немного,
Ольга Васильевна
тихо, почти
шепотом, произнесла:
— Светочка...
— Что,
мам? — так же
тихо откликнулась
Света.
— А
ты и Андрей...
вы?..
