И уж совсем Анна была бы поражена, узнай она, что эмоциональная привязанность одного зверя к другому бывает столь сильной, что от тоски животное, потерявшее близкое существо, может даже умереть. Она полагала, что подобной мощности биохимические бури, ломающие самое физиологию, могут случаться только и исключительно с особями ее вида. Причем полагала это, несмотря на давнюю историю, которая случилась с ней в до-пубертатном возрасте. Тогда отец Анны свел ее на птичий рынок с целью приобрести новый раздражитель эмоциональной сферы – небольшое летающее существо, но вовсе не для того, чтобы оно летало, а как раз наоборот: чтобы не летало, а сидело за решеткой. Эта нелогичность была тогда весьма распространена… Так вот, продавец птичек рассказал маленькой Анне, чтобы она была аккуратна с товаром, поскольку он может умереть от стресса. Смерть от стресса – чистой воды эмоциональная катастрофа, но в голове Анны все это отчего-то не сопоставлялось, не давало общей картины, рассыпалось, ей проще было верить в Огромного Колдуна, нежели сопоставлять факты и делать выводы самостоятельно.
Вронский тоже верил в Огромного Колдуна, но его вера жила где-то на задворках сознания, потому что он был самцом, а самцы его вида были гораздо менее эмоциональными и сопереживающими, нежели самки, они хуже чувствовали настроения соплеменников, детенышей и животных, в то время как самкам считывание чужих эмоциональных состояний давалось на удивление легко.
Вот и сейчас, вдругорядь скользнув взглядом по шелудивому псу, который тусовался у подворотни, Анна сразу поняла его настроение: по неизвестным причинам мозг пса ощущал радость бытия. Возможно, из-за того, что ему совсем недавно удалось слегка попитаться мышечными тканями существ, завершивших свой жизненный цикл. Однако, когда пес увидел Вронского, его настроение мгновенно изменилось, словно лучи звезды перекрыли клубы водяных паров. Анна увидела, что пес впал в состояние тревожности, его хвост, который раньше победно торчал вверх, словно столб горячих газов, теперь был поджат между задними конечностями. Это было непроизвольной реакцией всех псовых – поджатый хвост не позволял анальным железам выделять химические сигналы, которые, предательски распространяясь вокруг, могли привлечь к псу внимание врагов.
Вронский, однако, не был врагом этих четвероногих. Он вообще не был ничьим врагом, поскольку не покушался на чужие ресурсы и не вторгался в чужие ареалы. Но симбиотические четвероногие хищники семейства псовых его не любили. Пёс его знает почему!..
