Он приехал на Гоголевский после шести вечера, Ольга сидела одна в большой комнате.
– Вы Ольга, – сказал он. – Наталья Михайловна обещала, что вы будете меня ждать до победного. – Он самодовольно улыбнулся. – Здравствуйте. Я – Виталий Митрофанов.
– Здравствуйте. – Она вернула ему улыбку, в которой не было ничего, кроме вежливости. – Ваш паспорт, пожалуйста.
– Ради Бога. – Он запустил руку во внутренний карман пиджака и открыл перед ней паспорт.
– Спасибо, – сказала она, взглянув на страницу. – Одну минуту, я выну документы из сейфа.
Она понравилась ему сразу – синеглазая блондинка, тоненькая, одетая как все служащие женщины с неплохой зарплатой: летний костюм, причем не брючный, а с юбочкой выше колен и небольшим разрезом сбоку. Галстук в нежно-голубую полоску с приспущенным узлом придавал особую трогательность длинной шейке. Но вот от чего глаза никак не хотели отрываться, так это от разрезика на юбке, короткий, он провоцировал сильнее, чем если бы открывал все бедро.
Виталий испытал сильное чувство голода, но не того свойства, о каком можно было предположить. Ему на самом деле захотелось есть с такой силой, что он готов был попросить у нее хотя бы чаю.
Приступ на то и приступ, что проходит так же неожиданно, как и возникает. Через минуту Виталий без всякого побуждения со стороны желудка, но, если честно, испытывая некоторое волнение чуть ниже, прикидывал, а не пригласить ли девочку поужинать с ним. Но, осадил он себя, не решит ли эта блондинка, что, как говорят, кто девушку ужинает, тот ее и завтракает? Он ухмыльнулся. Не окажется ли совсем простушкой? Он боялся таких. Они слишком прилипчивы.
– Вот, пожалуйста. – Она протянула ему пакет. – Проверьте, все ли на месте. Билет до Улан-Батора, ваучер, страховка…
Он улыбнулся. Ему нравился ее спокойный голос, его тембр. Он терпеть не мог писклявые женские голоса, а при ее хрупкости вполне можно было ожидать такого. Он не любил и монотонные женские голоса. Ему казалось, что внутри женщины одна струна и кто-то сидит там и дергает за нее.
– А как вы вообще относитесь к Востоку? – спросил он, опуская в портфель пакет и внимательно глядя на ее узкое лицо с высокими скулами.
Ему нравилось, что волосы чуть-чуть открывают мочки ушей. И в них нет серег. Даже… он невольно подался вперед, чтобы удивиться и убедиться, в них нет дырочек. А сейчас, похоже, у новорожденных девочек прокалывают уши. Варварство, считает мать, которая никогда не носила серег и не прокалывала уши. Она всегда говорила, что люди не ведают, что творят. Если бы знали, чему открывают путь этими дырками, они никогда бы не прокалывали уши.
