— Прости уж, дорогая, серебро столовое еще в семнадцатом году на хлеб поменяли, а вот «фраже» — глубокое посеребрение — удалось сохранить, сейчас найду, — вещал Митюха, обращаясь к Лесе. И он вытащил деревянный ларчик, в котором поблёскивали старинные вилки и ножи.
Красотка сидела уже у стола, покуривая сигаретку в длинном мундштуке, и вся компания кружилась вихрем вокруг нее. Парни наперебой говорили комплименты, целовали ручки, девчонки старались подражать, Лелик и Митюха — обращались только к ней, взирая с высоты своего возраста с удовольствием и гордостью. Малыш же егозил больше всех. Он схватил гитару и запел знойный старинный романс, томно глядя на виновницу суеты.
«Тянется ужин, блещет бокал.
Пищей загружен, я воспылал!
Вижу напротив — дама сидит.
Прямо не дама, а динамит»
Музыкальная компания подхватывала припев:
«Я поднимаюсь, я говорю:
Я извиняюсь, но я горю!»
Леся принимала знаки внимания с королевским спокойствием. Видно было, что у нее нет ни малейшего сомнения в том, что она — достойнейшее в мире существо. Во втором куплете она вступила с ответной арией:
«Я не весталка, мой дорогой,
Разве ж мне жалко, да Боже ж ты мой!»
И гости снова подхватили:
«Я поднимаюсь, я говорю:
Я извиняюсь, но я горю!»
Глядя на все это толповерчение, Лялька тихо злилась на себя — за потерянный лифчик, за немытую голову и небрежный макияж. Про шмотки — и говорить нечего, одно только платьице на Леське равнялось примерно годовому Лялькиному заработку в лучшие времена. Чтобы немного успокоиться, Лялька привычно, на правах старожила, принялась расставлять тарелки, и все приняли это как норму — кто-то ведь должен на стол накрывать, когда другие веселятся! Вид Малыша, строящего глазки одновременно и Лесе и ее спутнику, взбесил Ляльку до такой степени, что она решила: «Непременно напьюсь и все ему выскажу!» Потому как по-трезвой было страшновато. Как-то раз попробовала — Малыш с полуслова сорвался, хлопнул дверью и ушел. А потом — дней десять пропадал и у Митюхи не появлялся.
— Итак, господа! — оборвал разговоры Лёлик, — Прошу к столу!
Народ бросился занимать места. Стол выглядел сногсшибательно. Сразу стало видно, что и Митюха и его квартира знавали лучшие времена. Деликатесы в фарфорах и хрусталях манили. Изящная сервировка придавала гостиной особую торжественность, которой никогда не отличались Митюхины ежедневные посиделки, зачастую с пластиковой посудкой, а то и — на газете, если лень на кухню за тарелками ходить. Присутствие ярких, как экзотические птицы, Леси и Лёлика, придавало трапезе особую изысканность. Впрочем, гости не претендовали на первенство, они, весело болтая, расхватывали редкостные закуски. Митюха разлил по первой и, на правах хозяина, постучал по бокалу, призывая народ к тишине.
