– Вы видели? – возбужденно проговорил он. – Я следил за ними все это время! Вы тоже?
– Думаю, это новая инсценировка, ловля дураков на жалость, – суховато ответил Седов, который вдруг решил, что больше в делишки девушки со светлыми волосами не ввяжется. – Вы же ее знаете, она – конченая аферистка!
Роман будто и не услышал его слов. С упрямой решимостью он вцепился в руль своей машины.
– Я поеду за ними! – сказал он будто бы самому себе. – Я спасу Элю! У меня ружье есть!
– Ладно, я с вами, – пробурчал Седов, проклиная себя за то, что собственными руками дал дураку в руки ружье.
Он влез в машину и насупился. «Тойота» вывернула на объездную.
– Они на «форде» уехали, – сказал Роман. – Я вижу их…
Дорога была почти пуста, и только вдалеке виднелись габаритные огни легковой машины. Роман пристроился следом, но на значительном отдалении.
Ехали долго по загородным, заново проложенным трассам. Паша давно не выезжал из города, поэтому шестиполосный хайвей за Гродином увидел впервые, но удивился мало. Он вертел в голове разубеждающие фразы, которые могли бы удержать мужа аферистки от необдуманных действий.
Седов покосился на водителя. Муж аферистки производил впечатление человека совсем не воинственного, а скорее даже робкого. Седов попытался завести устрашающие разговоры, но в ответ Роман лишь тряс головой и повторял:
– Я должен ее спасти!
Хлопнув себя по колену, Пашка закурил и стал смотреть в сторону.
Тем временем «форд» свернул на проселочную дорогу, перед которой стоял дорожный указатель с надписью: «Хутор Березовый». Немного раньше «тойота» пронеслась мимо небольшой стелы, где каменными буквами была выложена одряхлевшая надпись: «Колхоз „Путь Ильича“».
В отличие от крупнейших российских городов и самых широких столичных проспектов сельхозпредприятия после перестройки свои названия менять не стали. Да и к чему? В процветающих селах, где народ привык трудиться, – трудились и сейчас, а там, где и раньше только самогон гнать умели, – теперь спились окончательно.
«Путь Ильича» был хозяйством, в котором еще три года назад в трезвенниках числились только три одичавшие курицы старухи Прасковьи. Те из молодых, кто не страдал наследственным дебилизмом, удрали в город, где торговали на рынках и мыли частные туалеты, остальные жаловались лишь на одно: почему закрылся местный продторг? Где водку теперь людям брать? Причем надо заметить, что благородное самогоноварение загнулось по причине отсутствия сырья для оного предприятия. Да и единственный самогонный аппарат дядя Виктор проиграл в карты мужику из соседнего колхоза.
