– Нет уж, обойдусь без наследников. Мне никаких детей не надо.
Ей было тогда девятнадцать, и она чуть не умерла от стыда и ужаса, услышав эти слова и этот тон, увидев, как переглянулись те, кто услышал его слова. Она по глупости считала, что замуж выходят, чтобы детей рожать. Потом он все объяснил: просто он беспокоится о ней, дети – это страшная нагрузка, это просто опасно и так далее. Он мог бы и не беспокоиться. У нее не было детей – и все. И слава богу. Ведь могли бы пойти в папочку.
Ольга встала, шагнула к двери, но Игорь опять схватил ее за руку:
– Куда вы? Чайник уже закипел. И мы так и не поговорили.
– Меня Чижик зовет, – соврала Ольга. И добавила для разнообразия правду: – А горячего я все равно не пью.
– Вы к ней по первому зову… Разбалуете вы мне Анну, – улыбаясь, сказал Игорь.
– Обязательно, – серьезно пообещала Ольга. – Во всяком случае, приложу максимум усилий.
– Нет, все-таки вы очень занятный человек, – сказал он задумчиво, глядя на закрывшуюся за ней дверь.
– Оленька, а ты зачем ночью плакала?
Анна не хотела есть пшенную кашу и всячески отвлекала внимание Ольги от этого обстоятельства посторонними разговорами.
Игорь поднял голову от тарелки и удивленно уставился сначала на Анну, потом – на Ольгу.
– Как это? – испуганно спросил он. – Почему это?
– Тихо-тихо, – объяснила Анна. – Даже и не знаю, почему. Оленька, может, ты на меня обиделась?
– Чижик, что ты такое говоришь? – возмутилась Ольга. – Как это я на тебя могу обидеться? Сама подумай!
– Да вот я думаю, думаю, думаю… – Анна пошлепала по каше ложкой. – Хорошо бы ты колбаски мне дала. Лучше даже с ветчинкой. Или сосиску. Две штуки.
– Обжора, – сказала Ольга. – Хищница. Ладно, дам я тебе ветчинки. Тебе как предпочтительнее – два маленьких кусочка или один большой?
– Да! – с готовностью сказала Анна.
– Я спросила – или, – строго поправила Ольга.
Они шептались и хихикали, как всегда, и Игорь веселился бы, как всегда, слушая этот диалог, если бы не думал все время, действительно ли Ольга плакала ночью, и если да, то почему. Она выглядела такой безмятежной сегодня… впрочем, всегда. Она не была похожа на женщину, которая тихо-тихо плачет по ночам. Она вообще не была похожа на женщину, которая умеет плакать.
И вообще она не была похожа на живую женщину, чего уж там. Она была похожа на статую, высеченную изо льда. Такая красивая статуя, очень, очень, очень красивая… Ошеломляюще красивая. И эти волосы, сверкающие, как снег под луной. И эти невероятные глаза, точно такого же цвета, как вода в проруби, и так же в их глубине что-то холодно мерцает, вздрагивает и плещется. И белки глаз синеватые, как утренний снег. И даже ее смуглая кожа и очень яркие, почти вишневые губы не смягчали впечатления ледяной холодности. И вообще она не может быть настоящей. Таких женщин просто не бывает.
