— Но вы еще не сказали, что же стряслось, — напомнил Жиль. — Вам удалось услышать голоса?
Иоганн продолжал яростно ворошить угли кочергой, недовольно хмуря лоб.
— Да, — заговорил он наконец. — Я слышал все, что другие алхимики, философы и ученые говорили про мою последнюю книгу. «Все очень плохо», — передразнил он кого-то. А я вам скажу: зависть — вот что это. Сначала я не хотел слушать, что вещает Раковина, положил ее на табурет и продолжал работу. Почему, спрашивается, я должен обращать внимание на то, что болтают слабоумные недоучки? Я ведь знаю, прав я, не так ли? Но затем, забывшись, я присел на табурет, и Раковина обожгла меня — она была очень горячей. Я понял: кто-то еще говорит про меня. Я понадеялся, что, может, услышу что-нибудь хорошее или, по крайней мере, непредвзятое. И я снова взял ее.
В третий раз философ вытер пот с разгоряченного лица.
— Я не собирался слушать долго, — продолжал он, размахивая в воздухе кочергой, — и я не стал бы слушать, но я узнал голос Иеронима, астронома из Арля, который говорил о моей теории атмосферы и света. Он не дурак, этот Иероним из Арля, совсем нет. Я увлекся и все слушал, слушал. Я не могу понять и объяснить, как эта штука работает. Но, надеюсь, когда-нибудь ученые будут смотреть на голос, доносящийся от одного человека до другого через десятки и сотни миль, как на обыкновенное явление природы… Так вот, их было трое — Иероним и два шарлатана-лекаря, которые возомнили себя очень квалифицированными докторами. Этой теории атмосферы и света, заметьте, я посвятил годы работы, и в моей последней книге я отвел ей достаточно места. Было бы неплохо, если бы я с помощью Раковины сумел им возразить. Но вместо этого я должен сидеть здесь и слушать их болтовню и пустословие, такое далекое от реального состояния вещей. Вновь и вновь я пытался оставить Раковину и вернуться к своим занятиям. Но всякий раз сбивался на спор с ними. И какая уж тут работа! В результате мне не удалось сделать ни капли из той полезной работы, которой я занялся, когда вы ушли. Вы появились вовремя, чтобы спасти меня от полного сумасшествия. О, какое облегчение избавиться от нее! Уносите же ее поскорее, пока эта непонятная штука не стала опять горячей. Я не могу самому себе доверять. Идите, мои дорогие. Всего хорошего.
Иоганн так торопился избавиться от своих гостей, что Жиль и Энни не успели моргнуть, как очутились на траве за дверью.
По дороге домой они утешали себя сбором черники на вересковых холмах, в это время она была сочная и зрелая. О злополучной Раковине они не заговаривали, пока не пришли в город. Вернее, пока не добрались до городского рынка, где их окликнул хромоножка Люк.
