Одним словом, такого рода шумная встреча с самого начала действует на меня пагубно. Всегда. Толпа незнакомцев, дружно смеющихся над шутками и намеками, понятными только им, неизбежно повергает меня в неописуемую тоску. Когда миссис Беверли-Джонс писала «маленькая компания», я поверил, что компания и впрямь маленькая. Мне представлялось, как несколько унылых гостей приветствуют меня тихо и деликатно, а я, тоже тихий, но бодрый, поднимаю им настроение — без особых усилий, одним лишь своим присутствием.
С самого начала я почувствовал, что не оправдал надежд Беверли-Джонса. Он не выдал себя ни полсловом, но догадаться было несложно. Сразу после моего прибытия — до ужина оставалось время — он стал показывать свои владения. Тут я и пожалел, что вовремя не удосужился изучить, какие слова произносят, осматривая участок. Я не представлял глубины собственного невежества по этой части. Мне нетрудно правильно восхищаться металлургическим заводом, или фабрикой по производству газировки, или еще чем-нибудь величественным; но разглядывая дом, землю и деревья — уж я навидался этого добра за свою жизнь — я нем как рыба.
— Большие ворота, — показывал Беверли-Джонс, — мы поставили только в этом году.
— А, — ответил я. Почему бы и нет? И какая мне разница — поставили их в этом году или тысячу лет назад?
— У нас вышло целое сражение, — продолжал хозяин. — В конце концов остановились на песчанике.
— Да? — переспросил я. А что еще тут можно сказать? Я не понял, что за сражение случилось, и кто с кем воевал; и для меня что песчаник, что торфяник — все едино.
— Лужайку мы уложили в первый же год, как приехали, — произнес Беверли-Джонс, глядя на меня в упор. Я ответил мужественным взглядом, но не нашел оснований оспаривать его утверждение.
— Бордюр из герани, — продолжал он, — этакий эксперимент. Герань голландская.
Я пристально разглядывал герань, но не мог вымолвить ни слова. Голландская — и прекрасно, а почему нет? Эксперимент — замечательно, ради бога. Но мне нечего сказать о голландских экспериментах.
Я заметил, как мрачнеет Беверли-Джонс, водя меня по своим владениям. Увы, при всем сочувствии, помочь было нечем. Выяснилось, что в моем образовании есть существенные пробелы. Выходит, правильно смотреть и вовремя отпускать нужные реплики — целое искусство, которым я не владею. И уже не овладею — думаю я, глядя на пруд.
И как же легко это искусство выглядит в чужом исполнении! Я убедился в этом уже на второй день моего визита, когда Беверли-Джонс показывал участок юному Поппельтону; я уже упоминал его — именно он вскоре возвестит швейцарским йодлем из лавровой рощи о наступлении нового дня веселья.
