Воспоминания. От крепостного права до большевиков | страница 159



Они переглянулись, повернули и скрылись в лесу.

Извозчик мой сидел полумертвый от страха и погнал, что было мочи.

Встретив через несколько дней барона, я пожаловался ему на его лесных сторожей.

— Да у меня там и лесу нет; лес казенный, — сказал он.

На обязанности судей было следить, чтобы никто не содержался под стражей без письменного постановления судебных властей. Поэтому я ежедневно посещал тюрьму, где содержались подследственные арестанты. Однажды, проверив бумаги, я хотел уже уходить, когда смотритель предложил мне взглянуть на только что арестованных, подозревавшихся в убийстве целой семьи, совершенном при зверской обстановке. Взойдя в камеру, я сейчас же узнал моего бородача.

— Да мы с тобой, братец, никак уже встречались? — сказал я.

— Никак нет, ваше благородие, впервые вас вижу. — Но по усмешке я видел, что он врет.

Об этой истории я забыл, да и никогда всерьез ее не принимал, когда месяцев через шесть на какой-то станции, во время прохода мимо поезда с арестантами, кто-то меня окликнул. Это был тот самый арестант — но теперь уже в кандалах.

— Здравствуй.

— Здравствуй, барин. Вот где, в самой, значит, России, пришлось опять встретиться.

— Порешили, видно, тебя?

— Бессрочную дали. Знай наших. Поехали теперь по гудунке на казенный кошт на царскую даровую фатеру.

Я ему дал ассигнацию.

Он усмехнулся:

— Маловато, барин, следовало бы прибавить на чаек. А фартоват ты. Не обругай ты меня тогда паскудными словами, не гулять бы тебе тут живым.

— Отчего ты меня тогда не порешил?

— Уж больно ты тогда на нас осерчал. Сробели. Что за человек такой, думаем, Бог его знает. А ну его к черту, лучше с ним не связываться.

Я ему не рассказал, что осерчал не от излишней храбрости, а просто спросонья. Спасла меня чистая случайность.

На пороге Турецкой войны

Вскоре после этой встречи в лесу я взял на два месяца отпуск и уехал в Петербург. Два года жизни в лесу, три — в Новоалександровске, вдали от цивилизованного мира и в одиночестве, начали тяготить меня. И опять я начал подумывать о том, что пора бы вернуться в общество более близких мне по духу людей. Я решил, что если найду себе другую деятельность, то оставлю должность мирового судьи. Если нет, то после отдыха вернусь в Новоалександровск, куплю поместье и осяду там, оставаясь мировым судьей.

Петербург находился в состоянии лихорадки. Сербия воевала с Турцией. Московские и отчасти петербургские журналисты будоражили публику всеми возможными средствами. Генерал Черняев