- Малыш, ты что? - Ожье впервые за него испугался.
Вместо ответа на вопрос, Равиль взглянул на него таким же невидящим взглядом, но потом тот сменился какой-то непонятной решимостью. Наверное, в этот момент он окончательно определил для себя цель - он никогда больше не будет вещью! Не позволит. Сделает все и даже больше!
Юноша часто ловил на себе восхищенные и оценивающие, порой откровенно похотливые взгляды, которые раскусывал на раз-два… Иногда это даже льстило, иногда очень льстило: мол, - да, я молод и красив, я вам нравлюсь, а вы мне - нет!
Игра забавляла главным образом потому, что ему нечего было опасаться: рядом был Ожье, снисходительно наблюдавший за щенячьими проделками, пробующего зубки и коготки лисенка, а Равиль благоразумно никогда не переходил границ - это было так увлекательно, играть в недоступное прекрасное видение, как будто он на самом деле представлял собой воплощенную ангельскую невинность…
Но, возвращаясь к тому вопросу, с которого начали… неужели, несмотря на все это, он имеет наглость хотеть от этого великолепного, потрясающего, изумительного мужчины и человека что-то большее, кроме того, что уже получил… получил не прося, просто так!
- Вот видишь! - подытожил Ожье долгую паузу, и руки разжались.
Равиль едва не вскрикнул: обостренным звериным чутьем, он понял, что только что сделал непростительную ошибку, но даже не знает какую, и потому не может исправить тут же, пока не поздно… В торопливом стремлении ухватить за хвост эту упущенную синюю птичку, юноша вдруг выпалил:
- А почему ты сам не захотел быть моим крестным отцом?
- Потому что я тебе не отец, - кратко обозначил Ожье.
***
Внешне Равиль вошел в новую жизнь естественно и свободно, впечатляя своего покровителя бешеной скоростью, с которой он подстраивался и подстраивал под себя условия действительности. Нужно признать, что каким бы не было у парня прошлое, но оно развило, в том числе, и похвальные качества.
Возможно, юноша не блистал выдающимися талантами - пением, музыкальностью, способностью к стихосложению, например - однако в повседневной жизни его целеустремленность окупала многое, а здравый смысл, трезвый расчет и отсутствие всяческих иллюзий компенсировали остальное.
Уж упорству и настойчивости юноши многие могли действительно лишь позавидовать! Если Равиль от чего-то отступил, замешкался, - это значило, что он просто оценивает, переосмысливает ситуацию в поисках нового пути или нового решения. Изо дня в день он ни мгновения не проводил в праздном безделье, даже если порой это так выглядело. Если Равиль не сидел над счетами, выверяя цифры с дотошностью старого ростовщика-еврея, упрямо и неотступно пробивая себе место помощника купца, - значит, учился чему-нибудь другому. И не важно, географии (основных торговых путей) или как правильно подвязывать чулки, да чтобы красиво и удобно было. Тоже небесполезная наука…
