Год тысяча шестьсот… | страница 91
Конечно, отец Себастьян это тоже понимал.
— Позовите Анжелико.
Ника только отодвинула засов, выглянула. Анжелико послушно проскользнул в дверь, остановился, почтительно сложив руки на груди.
— Я слушаю вас, святой отец.
— Пришли ко мне Филиппо.
— Филиппо?
— Да, садовника Филиппо. Ты должен его знать.
— Да, святой отец. Я видел его в саду.
— Пригласи его ко мне. И поторопись. Пусть поторопится и он.
Юноша оказался скорый на ногу. Ника выглянула следом в коридор, затем прикрыла дверь и вернулась на свой табурет. Отец Себастьян не спускал с нее испытующего, полного сомнений взора, но она ничем не могла ему помочь. И тогда он устало прикрыл глаза и зашептал, как молитву, тихо, но внятно, чтобы и она услышала его:
— Пресвятые мученики… не осудите меня, что в руки неизвестной мне девушки… девушки, плохо говорящей по-английски, совсем не понимающей по-испански, я осмеливаюсь вручить тайну его католического величества, покойного короля Испании, и судьбу королевского двора. Я доверился этой девушке, я буду молиться за нее, пусть милосердная дева Мария протянет ей руку помощи и защиты…
В коридоре прошуршали шаги, затем в дверь постучали, и Ника распахнула ее.
Молодой человек, увидев ее, в растерянности остановился на пороге. Ему было лет тридцать. Он был без головного убора, и паутина с кустов запуталась в его пышных и длинных, до плеч, черных волосах. Он был одет в коричневый подрясник, завязанный на спине. В руках он держал тряпку и торопливо вытирал ею пальцы, вымазанные землей. Он слегка запыхался, видимо, шел быстро, если не бежал.
У него были темные глаза, породистый нос и длинный подбородок. Ника несколько секунд озадаченно разглядывала его лицо, потом спохватилась, отступила в сторону.
— Входи, Филиппо! — сказал отец Себастьян.
Садовник сунул тряпку в карман подрясника, шагнул через порог, молча и почтительно поклонился отцу Себастьяну. На Нику он больше не взглянул. На Нику смотрел отец Себастьян.
— Вы узнали его?
— Конечно! — сказала она. — Он очень похож на своего отца.
— Замолчите! — оборвал отец Себастьян. — Анжелико, побудь в коридоре. Последи, чтобы нам никто не мешал.
Ника закрыла тяжелую дверь.
— Bolt! — сказал отец Себастьян.
Она скорее догадалась, нежели поняла незнакомое слово, и послушно толкнула кованую задвижку на двери.
«Пока я за швейцара при келье святого отца, — открыть, закрыть! Вроде у меня получается… Но черт меня побери, если я правильно соображаю, то молодой человек, этот измазанный виноградом садовник, и есть тот самый несчастный ребенок…»