. При этом, кроме формального подданства, с Россией этих
людей почти ничего не связывало (характерно, что указывая в матрикулах страну, откуда приехали, они никогда не писали название России или Российской империи, но обозначали себя как Curonus или Livonus).
Проведенные современным историком исследования выявили основные университетские предпочтения остзейских студентов, сложившиеся уже в XVII в. и сильно отличавшиеся от тех, которые, как будет показано, характерны для студентов из русских губерний[12]. Наиболее значимыми немецкими университетами для остзейцев являлись Иена (666 эстляндцев и лифляндцев, 282 курляндца за период 1711–1800 гг.), Кёнигсберг (276 эстляндцев и лифляндцев, 589 курляндцев за тот же период) и Галле (384 эстляндца и лифляндца, 92 курляндца). Эти цифры не только по абсолютной величине на порядок превосходят посещаемость русских студентов (см. ниже), но и в сравнительном отношении, например, выдвигают на первый план Иенский университет, слабо посещавшийся выходцами из центральной России (за тот же период — всего 23 студента). Напротив же, Лейденский университет, значение которого для русского студенчества XVIII в. было очень велико, что отразилось на количестве поездок туда из России (96 человек), почти не имел популярности в Прибалтике (в нем учились только 23 эстляндца и лифляндца и 7 курляндцев). Общие списки студентов — уроженцев и русских, и остзейских губерний — уравняли бы эту разницу и привели бы к искажению картины.
Таким образом, можно прийти к выводу, что для исследования русских студентов за границей как части русского общества, претворявших в нем определенные идеи по восприятию высшего образования, этих студентов необходимо рассматривать отдельно от их остзейских соседей, что, тем самым, перечеркивает возможность использования политического критерия. Другой корпорацией студентов, имевшей свою давнюю историю, были уроженцы польско-литовских губерний. Для них, хотя и в меньших масштабах, можно повторить все сказанное выше относительно остзейцев. В течение XVII–XVIII вв. на территории западной Белоруссии и Литвы активно действовали иезуитские школы и академии, заложившие здесь определенные образовательные традиции. Так, с большими группами выходцев из Вильно, Гродно, Кейданов (чьи студенты обозначали себя как Lithuanus или Lithuano-Polonus) мы встречаемся в матрикулах немецких университетов уже с начала XVIII в.[13] Автоматическое включение уроженцев этих территорий в состав русского студенчества с 1795 г. (не говоря уже о территориях Царства Польского с 1815 г.) также привело бы к неправильной картине общего распределения русских студентов по университетам.
