Мы и не подозревали, что так приблизились. Она появилась из засады, словно тигр, которого мы было успели заметить издалека, но он затаился и вдруг выскочил прямо перед нами – уже готовый к прыжку. Изрезанные, выщербленные ребра, пугающие ледяные столбы сераков, тесные кулуары, грозящие постоянными камнепадами. Мы воочию видели здесь следы ужасного буйства стихии, это был мир неслыханной ярости; после этого зрелища все прочие известные горы показались нам такими же мирными, как круглые купола Вогезов.
У наших ног умирал ледник. Из устья сероватого льда, заключенного в оправу желтых камней – говоря по правде, это были громадные глыбы величиною с дом, – низвергался стремительный мрачный поток. Его грифельные воды, перегороженные старой мореной, собирались в маленькое озеро в форме сердца, а из него, уже успокоившись, вытекали тихие молочно-белые струи и устремлялись глубоко вниз – в долину, уходящую далеко на северо-восток и запираемую такими узкими горловинами, которые казались абсолютно непреодолимыми, а там, еще дальше, где-то внизу, угадывались очертания туманных лесов – совсем другой мир.
Мы устроили лагерь на оставшейся от древнего озера наносной террасе, где пробивалась тощая колючая травка.
Теперь дорога, сделавшаяся гораздо менее заметной, поднималась по боковой морене и шла по самому ее гребню, балансируя между двух склонов: один из них был еще живой, второй – мертвый. Или наоборот? Для геолога живой склон – это тот, что беспрестанно подпитывается ледником, тот, что все еще неустойчив, так, что он до сих пор движется; а мертвый – тот, что застыл в неподвижности, и зеленая растительность уже начала там вечный круговорот увядания и возрождения. Ботаник считает иначе.
Еще немного, и мы могли бы представить себя где-нибудь над Церматтом,[74] на краю ледника Цмутт – при подъеме на Стокье. А дальше морена упиралась в скальную стену, выше которой виднелись опасные оползневые склоны. В каменную пирамиду был воткнут молитвенный шест, но его флажок унесло ветром. Между камней виднелись маленькие кожаные лоскуты, возможно, какие-нибудь магические амулеты, предназначенные воспрепятствовать продвижению ледника, – монахи говорили нам, что ледник уже несколько раз угрожал монастырю, но верится в это с трудом.
В Альпах крестьяне тоже, бывало, шли крестным ходом в надежде остановить движение ледника, грозившего их деревням.
Вверху, над мореной – на крутом скате, прорытом здешним ущельем в толще осадочных пород, мы заметили круглые глаза каких-то отверстий. Вскоре оттуда появилась странная фигура и стала без видимого труда спускаться по ступеням незримой лестницы, вырубленной в почти отвесной стене. Она ковыляла быстро, почти бегом, и уже приближалась к нам – косматая и грязная, но все же достаточно узнаваемая, чтобы понять, что перед нами – женщина. Старая, некрасивая, даже уродливая. На нее нельзя было взглянуть без стыда и страха, потому что она, несмотря на утренний холод, была наполовину раздета. Через лохмотья, служившие ей подобием туники, просвечивал сосок ее дряхлой груди. Клаус велел Полю бросить ей немного
